В шаге от краха

— Да, именно это. Я хотел бы услышать цифру владения ими землей в процентах. Это, верно, будет не больше сорока процентов?

— Вы шутите? Вы же представитель трудовой партии и весьма в хороших отношениях с эсерами, разве у вас нет данных от них?

— И что? — слегка разозлился Керенский. — Вы правы в одном, я лидер Трудовой партии, а ещё юрист и адвокат, а не представитель земства. Я занимался защитой крестьян, а не сбором сведений, кто и сколько из них владеет землёй. Я, в конце концов, министр юстиции, а не земледелия! Это ваша прерогатива!

Шингарёв пожал устало плечами на этот выпад и, откашлявшись, стал копаться в лежащей перед ним кожаной папке.

— Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Где же она, где? А! Вот! Сейчас я озвучу вам точные цифры, и не говорите потом, что вы не слышали или не запомнили их. Это весьма болезненный вопрос, но скорее не для крестьян, а для арендаторов и всех крупных землевладельцев.

— Слушаю вас внимательнейшим образом, — немного играя на публику, ответил ему Керенский.

— Вот, нашёл! — торжествующе вскричал Шингарёв и, тряся перед собой листками бумаги, стал громко читать уже охрипшим голосом. — Слушайте! В 1894 году крестьянам принадлежало 132 миллиона десятин, на сегодняшний момент — примерно двести сорок миллионов. То есть, на одну дворянскую десятину приходится две десятины в 1894 году и пять с половиной в 1917 году. Это ещё не всё, раз уж вы хотите подробных сведений, то извольте.

В 1916 году в руках крестьян и казаков Европейской части России было около 172 миллионов десятин, гражданам же всех других сословий принадлежало около 82 миллионов, из которых 18 миллионов принадлежало мелким собственникам, обрабатывающим землю собственным трудом, без помощи наёмной силы.

Большая часть остальных 67 миллионов десятин были под лесом или в аренде у крестьян же. То есть, мы видим, что сто процентов пахотной земли в Азиатской России и около девяноста процентов земли в Европейской части принадлежало крестьянам. Этому способствовал указ Столыпина от 9 ноября 1906 года, подтверждённый законом от 1910 года. Не будем углубляться в него, но каждый крестьянин мог выйти из общины вместе с землёй. Это кратко. Не буду утомлять вас подробностями, но проблема земли больше надумана эсерами и большевиками, чем является таковой.

Чтобы завершить земельную реформу без кривотолков и эксцессов, нам необходимо десять лет спокойствия. Все противоречия между крупными землевладельцами из числа крестьян и из числа других сословий, с одной стороны, и мелкого общинного крестьянства, с другой стороны, будут устранены. Но у нас нет этих десяти лет, господа. Нет. Совсем нет.

Шингарёв в полном изнеможении опустился обратно на свой стул и закрыл лицо дрожащими руками.

— А что же Государственный Крестьянский банк? — спросил государственный контролёр Годнев.

— Господа! Прошу вас! Давайте переадресуем этот вопрос министру финансов, господину Терещенко, — отозвался Шингарёв.

В ответ на это, всегда абсолютно спокойный и проницательный, министр финансов кивнул и ответил.

— Господа министры! Крестьянский банк передал мне сведения, где указано, что большинство дворянских и помещичьих земель давно заложено и перезаложено. Крестьянский банк уже выкупил все продаваемые помещичьи земли и перепродал их крестьянам на льготных условиях. Им предоставлялся долголетний кредит, доходивший до 90 % стоимости земли при очень низком проценте (4,5 %, включая погашение). Этот козырь давно бит, господа.

Все остальные помещичьи и удельные земли арендуются, и их национализация ничего не принесёт нам, кроме недовольства и проблем от тех же крестьян. И я ещё раз повторяю, господа, что эта проблема так просто не решаема.

После этих слов возникла долгая пауза.

— Тогда надо передать все удельные земли, принадлежавшие императору, в земства, с последующим их распределение между крестьянами и активно осветить это в прессе, — снова встрял в разговор Годнев.

Шингарёв только усмехнулся, услышав это дилетантское заявление.

— Я же уже говорил вам, господа. Закон принят и все земли, принадлежащие императору, мы передадим в земства и национализируем, перепродав через Крестьянский банк. Но… Император Николай II предвосхитил наши действия и давно уже передал ему 40 миллионов десятин, находящихся в Сибири. Так что, надо думать, господа, надо думать.

Задумался и Керенский. Об этом он никогда не слышал, да и разве ему был раньше интересен этот вопрос? Хватало и того, что указывалось в учебниках. Все крестьяне были нищими, все безземельными, все жаждали революции, а большевиков любили. Так это или не так, его не интересовало. Белогвардейцы воевали за землю, но чтобы не отдавать её крестьянам. Всё чётко и понятно, так зачем же тогда думать?