Растерявшись, я замер, не зная, как реагировать. Меня с головой накрыло замешательство.
— Мне казалось, что мы обо всем договорились.
Дензил медленно отстранился, с явным нежеланием убирая руки, отошел к столу и залпом осушил бокал, стоя ко мне вполоборота.
— Знаешь, мне уже перехотелось есть. Давай лучше спать. Завтра вечером у нас по плану клуб, поэтому день предстоит долгим.
Меня обрадовала возможность сбежать. Стремительные переходы, неслучайные слова и заполненные невысказанными мыслями паузы вызывали во мне непонятную зависимость, затягивая в эмоциональную игру, в которой я все равно не сумел бы дойти до конца.
— Хорошо. Я постелю тебе на диване.
Соскользнув с подоконника, я заторопился к комоду, где у меня хранилось чистое постельное белье. И похвалил себя за предусмотрительность: когда я только въехал, здесь была одна кровать, и я решил приобрести диван на тот случай, если вдруг кто-то из гостей когда-нибудь останется ночевать. И сейчас я гордился своей предусмотрительностью. Наличие дивана избавляло нас от необходимости ложиться вместе в постель — не знаю, как бы я вынес подобное испытание, особенно после всего того, что на меня свалилось сегодня.
Подумать только, сам Дензил Лонг предложил мне встречаться. И я отказался, ни секунды не раздумывая. Останавливая свое воображение в миллиметре от черты, за которой начинались фантазии на тему, каково это — свободно к нему прикасаться.
— Кстати, — подал голос Дензил спустя короткое время, растянувшись в полный рост на диване и закинув руки за голову. — Я видел тебя в рекламе парфюма. Отлично получилось.
— Спасибо, — неловко отозвался я с кровати, отгоняя от себя непрошенные воспоминания о последовавшей после съемок встрече. И удивленный прозвучавшим комплиментом. Предыдущие его слова о моих достоинствах, которые он перечислил, отвечая на вопрос, я не воспринимал серьезно. — А почему тебя никогда не видно в рекламе?
В тишине раздалось отчетливое фырканье.
— Моя мать модель, она с детства таскала меня по всевозможным конкурсам и соревнованиям. Наверное, из-за этого я терпеть не могу модельный бизнес, как и все, что с ним связано. Хоть он и пересекается с кино. К тому же, переход от модельной деятельности к актерской не такая уж редкость.
Я перевернулся на другой бок и, зарывшись рукой в одеяло, подтянул его себе под щеку. Теплое прикосновение гладкой ткани успокаивало, навевая приятную сонливость. Рассеянный свет фонарей с улицы немного разбавлял густую темноту в комнате, обволакивающую размытые очертания предметов.
— Никогда бы не подумал, что ты один из тех детей, кого мучают матери с целью воплотить через них свои нереализованные амбиции в жизнь.
— Я бы не сказал, что у нее остались нереализованные амбиции. Скорее, она из тех людей, которым всегда и всего мало. Но не будем о грустном на ночь.
— Как скажешь, — легко согласился я, закрывая глаза и изо всех сил желая как можно быстрее провалиться в сон.
В итоге я промучился около часа, но не рискнул пробовать возобновить разговор, тем более что со стороны дивана не слышалось ни звука. Потом в какой-то момент мне все-таки удалось уснуть. Два мира незаметно наложились друг на друга, смешиваясь полупрозрачными разводами, какие бывают, когда опускаешь запачканную краской кисточку в воду. Вращательное движение создает маленькую воронку, попадая в которую, цветные кляксы растворяются, превращаясь в дождливую погоду.
В начале мне снились обрывки из прошлого. Перевернутые наизнанку, они превращались в комочки липкого пластилина, которые сперва складывались в узнаваемые образы, а потом опять распадались, путались между собой, часть их терялась, а вместе с ней и прежний смысл. Но все это резко перестало иметь значение, когда что-то невесомо провело по щеке вниз, задело подбородок. Легкое колебание воздуха коснулось лица, приятно щекоча кожу теплом.
Что-то неуловимо знакомое пряталось за этими действиями, какое-то смутное воспоминание, которое все никак не желало переступать границу памяти. По шее протянулась дорожка из влажных следов-покусываний, и принявшие форму смелые пальцы пробрались под футболку, где пробежались по боку и животу, вызывая мурашки. Когда к спине прижалось что-то теплое и твердое, моя рука сама потянулась вверх. Я завел ее назад, испытывая потребность зарыться в мягкие волосы, потянуть за пряди, но на половине пути замер, будто даже во сне мой мозг запрещал телу действовать против его воли.
— Не пытайся меня остановить… — ухо опалил горячий шепот, царапая слух хриплыми нотками, но в нем не слышалась угроза. Скорее, обещание. Ему хотелось подчиниться.