Бывали дни, в которые, если мне удавалось выспаться и грамотно рассчитать прием лекарств в течение ночи, чтобы не просыпаться со страшной болью, у меня появлялись цели. Я строила грандиозные планы совершить что-то, что еще за день до этого мне было не под силу. Однажды утром в середине августа я сидела на крыльце дома, в котором выросла, и размышляла над покорением почтового ящика. Это был один из тех летних дней, когда жара наступала чуть ли не до того, как из-за горизонта покажется солнце. Один из тех дней, когда кожа на ногах прилипает к стулу, а из невидимых пор где-то под коленями просачиваются теплые лужи пота. Из-за сенсорной депривации во время длительного пребывания в одиночной больничной палате окружавшая меня зелень казалась невероятно яркой, а поднимавшееся над кронами деревьев солнце попросту ослепляло своей невиданной силы светом. Я была решительно настроена дойти до самого почтового ящика.
В кажущейся плоской поверхности бетонного покрытия скрывалось целое минное поле всевозможных выступов и выемок. Я встала и выровняла свое тело. Ходьба требовала от меня неимоверной концентрации внимания. Перво-наперво мне нужно было заглушить ошибочные сигналы от своей центральной нервной системы, которые вводили меня в заблуждение по поводу моего фактического положения в пространстве. Если бы я верила этим сигналам, то меня неизбежно бы кренило влево. Я по-прежнему снова и снова врезалась в стены. «На самом деле ты не падаешь вправо, так что тебе не нужно наклоняться влево», – постоянно напоминала я себе, пытаясь как-то обойти неконтролируемый поток ложных данных. «Ты стоишь прямо – просто иди вперед».
Первые несколько шагов были твердыми, однако затем в мое поле зрения влетела птица, и я стала инстинктивно пятиться назад. Ее хаотичный полет помешал мне убедить мой мозг, что я занимаю устойчивое положение, так как мой разум пытался привязать мое расположение в пространстве к расположению птицы. Это было сродни тому ощущению движения, которое возникает, когда сидишь в припаркованной на стоянке машине и вдруг соседняя машина трогается. Мне приходилось согласовывать свое положение с любым движением, происходившим рядом со мной.
Глубокий вдох, вторая попытка. Я расставила руки в стороны, внезапно вспомнив, как пыталась удерживать равновесие на гимнастическом бревне в школе. Я зафиксировала свой взгляд на почтовом ящике и подвинула вперед левую ногу. После трех-четырех шагов я набрала скорость и практически ощутила, как ходьба могла бы быть для меня непроизвольным действием, коим она когда-то и была. От этой мысли о всех своих прошлых навыках, которые я воспринимала как должное, мне стало практически невыносимо грустно, однако я не могла позволить слезам помешать мне нормально видеть. Я отогнала от себя эти мысли и пошла вперед, решительно настроенная забрать почту. На полдороге мне пришлось переключить свое внимание на дыхание. Наполненный жидкостью кармашек решил взять постоянный вид на жительство в том месте, куда привыкло раскрываться мое правое легкое. Мое дыхание стало более частым, чтобы компенсировать сниженный объем поступающего с каждым вдохом воздуха. Из-за жары мне было тяжело втягивать в себя воздух. Казалось, что в воздухе вообще нет кислорода. Мое сердце колотилось изо всех сил, и мне пришлось опустить руки – я была больше не в силах удерживать с помощью них равновесие. Они были слишком тяжелыми, и я больше не могла противиться гравитации. Я остановилась, чтобы отдохнуть и перевести дыхание.
Третья попытка. На этот раз медленней, так как мои бедренные мышцы начали дрожать, намекая мне на то, что пора бы им дать отдохнуть. Еще несколько шагов, и я смогу ухватиться за почтовый ящик и отдохнуть. Проходивший мимо сосед помахал рукой, и мне пришлось мысленно смириться с тем, что у моего жалкого представления наверняка были зрители. Я поморщилась, надеясь, что в сочетании с моими прищуренными глазами это может сойти за некое подобие улыбки. Еще несколько шагов. Я шаркала подошвой по земле (сил совсем не осталось), еле волоча ноги. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от почтового ящика, я оглянулась на наш дом. Прикидывая возможные риски, я не учла, что мне придется возвращаться. Я решила подождать.
Я достала почту и уселась у столба почтового ящика. Понятно, что для меня было главным дойти досюда, и сама почта была не столь важна, однако я принялась разбирать открытки и каталоги, как вдруг наткнулась на счет из больницы. Когда я открыла конверт, волна тепла обдала мое лицо, и меня оглушило давлением воздуха, как если бы я сидела в набирающем высоту самолете. Это был счет за неудавшуюся реанимацию моего ребенка. Я уставилась на него, а затем засунула обратно в конверт. Я хотела было добраться до крыльца ползком, однако, вспомнив про соседей, все-таки встала и аккуратными движениями повторила каждый шаг в обратном направлении.
На кухне меня встретили с объятиями и поздравлениями. «Здорово, не правда ли?» – сказали мне.