В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о Русско-японской войне

– Потому что противник тоже имеет право голоса. Трудно себе представить, чтобы японцы оставили наше отступление совершенно в покое. А они сейчас заняли уже Ляоян и владеют обоими берегами Тайцзыхэ. Полагаю, что в д. Гуцзяцзы будут, пожалуй, ночевать японцы.

Я едва кончил свою фразу, как над нами высоко в воздухе одна за другой зашипели, забулькали шимозы и со страшным грохотом бухнули недалеко от вокзала в самый бивак 10‑го Новоингерманландского полка, который мирно стоял на лугу, – ружья составлены, люди сняли снаряжение, разбрелись в разные стороны, кипятят котелки и проч.

Эффект был необычайный… Мечтание о чае, флирт со Смолкой, – все смешалось и завертелось. Начальство только на ходу успело отдать приказание «в ружье» и направилось куда-то. Я разыскал свою лошадь и подъехал к биваку моего полка, который стоял уже в ружье. Слава богу, что мне не пришлось видеть в Псковском полку той тревоги, – чтобы не сказать больше, – что я видел сейчас в других частях. Полк спокойно и молча стоял на месте, благодаря хладнокровию командующего 1‑м батальоном капитана Г-за. А в воздухе над нами рвались поминутно целыми очередями шимозы и шрапнели. В бинокль отлично видна была одна несчастная батарея, которая прилепилась к северным скатам гор, отделяющих Ляоян от Янтайской равнины. Всего только одна несчастная батарея. А у нас тут целая артиллерийская бригада шарахнулась… Вспоминать совестно. Непонятная и преступная беспечность со стороны частей, прикрывавших отступление.

Было уже, кажется, что-то около 4 часов пополудни, когда ехавший на походе рядом со мною начальник дивизии обратился ко мне с тревожным вопросом:

– Позвольте. Да ведь мы, кажется, не по своей дороге идем. Ведь мы должны двигаться на дер. Улитайцзы и Шилихэ, а ведь они вон где, к востоку от нас.

– Конечно, мы двигаемся не по той дороге, которую вы изволили показывать. Да и ночлег наш в деревне Гуцзяцзы остался далеко-далеко позади.

– Так ведь нельзя же так! Там ведь главные силы двигаются, 35‑я дивизия, и мы должны их прикрывать; иначе – значит они там обнажатся совершенно. Переходите сейчас с полком и дивизионом драгун на ту дорогу, а вслед за вами перейдут туда и остальные полки.

Я сейчас же направился прямо на восток и через 2—3 часа трудного перехода целиной, без дорог, вышел… как раз на хвост 35‑й дивизии, которая расположилась уже здесь на ночлеге. Значит, арьергард слился с главными силами, а позади нас прикрывает святитель Николай. Совершенно стемнело. Подошли и остальные полки дивизии. Надо бы пойти назад, к Ляояну, чтобы выиграть надлежащее расстояние между арьергардом и главными силами. Но… пойти опять навстречу, может быть, шимозам и шрапнелям… Да и ночь; грязь невылазная. Решили заночевать тут. Авось…

Поехал я ночью осмотреть свою цепь и выехал на какой-то ручеек, разбухший от предшествовавших дождей и пересекавший дорогу, по которой бешено порывались обозы, неистово обгоняя друг друга, отчаянно выбиваясь из засасывающей грязи. А тут еще эта проклятая речушка, по которой повозки могут двигаться лишь гуськом. Боже, – какое столпотворение тут получилось от сгрудившихся обозов! Для наблюдения за переправой тут распоряжался Генер. шт. капитан гр. И-ев, который совершенно один, без всяких помощников, с прутиной в руках употреблял нечеловеческие усилия, хлестал направо и налево, отчаянно ругался и совершенно охрип, стараясь водворить порядок. Я дал ему в помощь несколько нижних чинов. Всю ночь он бился тут у речки. К утру обозов тут не было.

24 августа. Прошел благополучно первый переход. Пустые шероховатости, отмеченные мною выше, были неминуемы, конечно, в такой сложной отступательной операции, какую мы совершаем. Ведь армия двигается фланговым маршем на расстоянии пушечного выстрела от высот у Тумынцзы: стоит только японцам захватить эти высоты, и нашу армию под Ляояном постигла бы катастрофа куда печальнее той, чем испытанная впоследствии под Мукденом, потому что со стороны Янтайских копей на фланге движения из Ляояна в Мукден висела почти вся армия Куроки, а не такие ничтожные силы, которые прорвались через Киузань 25 февраля (1905 года) и позорно гнали наши армии в Телин. Эта опасность, угрожавшая нашей армии под Ляояном, положительно чувствовалась, если не понималась, каждым солдатом. Весь переход 23 августа (и 24‑го) нижние чины украдкой, но тревожно озирались на горы вправо от нас, то есть со стороны Янтайских копей; и если при всем том армия совершила свое отступление вполне хладнокровно, то это ей делает честь и славу.

Почему под Ляояном армия справилась с более трудной задачей, чем под Мукденом, можно объяснить лишь тем, что моральная упругость нашей армии под Ляояном была выше, чем под Мукденом; под влиянием длинного ряда неудач и поражений износились постепенно нервы, а прибывшие запасные из России отравили остатки таившейся в нас веры в свои силы и в наше дело.