«В сияньи зари, дню дающей разбег»

В 1947 году я в положенный срок пошёл учиться в первый класс нашей Семёновской семилетней школы. В её основном здании помещений для всех классов не хватало. Первый и второй классы занимались на другом конце села – в хате под соломенной крышей, хозяева которой выехали на Дальний Восток. Помню, осень была тёплой, и часто устные уроки проводились во дворе, под открытым небом. Мы, ученики, сидели на зелёной траве, а учительница Галина Захаровна Балюк ходила перед нами по этому мягкому «ковру», объясняя тему предмета или слушая наши ответы на домашние задания. Учился я с интересом, даже с какой-то жадностью. И как же плакал, когда в ноябре похолодало, и я больше не смог ходить в школу. А всё из-за того, что не было обувки, не было зимней одежды. Купить эти вещи было не на что. Мама у нас работала одна, а колхозникам в то время денежного вознаграждения за труд не выплачивали. Чтобы семьи могли выжить, учитывали количество выработанных трудодней и отоваривали их натурой – теми продуктами, которые оставались в колхозе после выполнения планов госпоставок. В доме, в хозяйстве нашем не было ничего, что можно было бы продать на рынке, выручить деньги.

Первые дни я не находил себе места. Ведь из-за отсутствия «экипировки» не только в школу не мог ходить, но и погулять на улицу, на свежий воздух выйти не мог, что особенно удручало. Через неделю нашу хату посетил директор школы Леонид Наумович Калиниченко. Говорил маме: «Ваш сын должен учиться. Это требование закона». Мама плакала, объясняла, что нет у неё никакой возможности обуть и одеть меня, тем более – во всё зимнее, дорогое.

А спустя несколько дней я увидел в окно, как открылась калитка и двое направились к дому. Узнал их, кричу маме: «Директор школы и председатель сельсовета идут к нам!» Мама засуетилась: «О, Боже! Ну нет у меня ни копейки в доме. Неужели б не одела, не обула родное дитя». На этот раз директор даже кричал на маму, а председатель Демьян Андреевич Коваленко, её родной брат, мой дядя, увещевал сестру деликатно, с тактом. Но мама ничего поделать не могла, задача для неё была невыполнима. Пообещала, что на будущий год справит мне всё необходимое. А я всю зиму просидел на широком подоконнике, созерцая жизнь через стекло в ограниченном сегменте, очень часто – со слезами на глазах…

В 1948 году я во второй раз пошёл в первый класс – такой вот экзотический второгодник. Учился только на «отлично».

ПОСЛЕ семилетки за средним образованием я ходил в большое село Родионовка, ежедневно преодолевая 14 километров: семь – туда, семь – обратно. В летние каникулы после 7-го, 8-го и 9-го классов трудился в колхозе, внося свою долю в количество отработанных семьёй трудодней. Ручной труд в течение дня для меня, неоперившегося юноши, был очень тяжёл. Кто держал в руках лопату, косу, вилы, грабли, мотыгу и работал ими, тот знает, что это такое. Но, вкалывая рядом с матёрыми мужиками, я старался вовсю. Так ударничал, что в последние школьные каникулы выдал личный рекорд в отработке трудодней и был награждён Почётной грамотой райкома комсомола.

Получив Аттестат зрелости, в котором было 4 четвёрки, остальные – пятёрки, я поступать в какой-либо вуз не стал. Через год надо было идти в армию, а косить от неё у меня и мысли не было. В нравственной атмосфере того времени слова «долг», «обязанность» не были бессмысленными, «обходными». Уклонявшихся от действительной военной службы в народе называли дезертирами. Да и знали все, какая отличная школа – армия, какой опыт она даёт, как обтёсывает, шлифует безусых юношей, делает из них настоящих мужчин. Словом, решил я годик поработать в колхозе. Сначала – разнорабочим, потом прицепщиком, трактористом, а в период жатвы перед осенним призывом – весовщиком на току. Понравилось пахать ночью, при свете фар, при этом петь во весь голос песни. Понравилось в посевную самостоятельно управлять трактором с двумя сеялками, чётко разворачиваясь на поворотах в «углах» поля, чтобы не повредить тоненькие молодые берёзки, высаженные по меже. Понравилось особенно на току: машины с зерном идут вереницей, только успевай взвешивать и оформлять накладные. Я убедился: не столько на ниве, сколько на току чувствуется настоящий темп жатвы…