Тутъ мн вдругъ начинаетъ казаться, что надменный татаринъ не иметъ никакого права длать мн дальнйшія замчанія, наоборотъ, во мн съ новой силой просыпается желаніе проучить его. Помимо того, я видлъ тотчасъ же при вход въ банкъ множество татаръ, грузинъ и русскихъ офицеровъ, сидвшихъ съ покрытой головой; почему же я долженъ былъ снять шляпу? Чтобы заставить директора подойти ко мн, я весьма насмшливо снимаю шляпу, низко кланяюсь и затмъ вновь надваю ее. Кром того, я еще раза два отдаю ему поклонъ чуть не до земли, чтобы отмтить мое глубокое почтеніе. Служащіе кругомъ начинаютъ пересмиваться и директоръ стремительно поднялся со своего стула и направился ко мн. Разв я не видлъ, что у него въ карман есть револьверъ? Подобному человку я осмливался сопротивляться? Однако, уже подходя ко мн, онъ понемножку терялъ свою увренность, а когда подошелъ совсмъ близко, то сказалъ мн весьма любезно, что здсь заведено снимать шляпу при вход въ домъ. На это онъ до извстной степени имлъ право, и разъ онъ ставилъ вопросъ на эту почву, у меня пропадало желаніе проучить его, а втайн я даже радовался, что могу отказаться отъ этого. Но я сказалъ ему, что я вовсе не нуждаюсь въ его урокахъ, здсь онъ къ моимъ услугамъ, я оказалъ ему честь, взявши аккредитивъ на его дрянной банкъ. Въ конц-концовъ, онъ совсмъ смягчился и попросилъ меня садиться.
Ахъ ты, татаринъ! Ему, вроятно, хотлось продлить свою шутку надъ «англичаниномъ». Когда же шутка не удалась, онъ тотчасъ же сдался на капитуляцію. Онъ даже не полагался на силу своего револьвера, вещички, которой въ Европ платятъ дань уваженія; онъ сдался безпрекословно. Его чувство собственнаго превосходства не было, такимъ образомъ, врожденнымъ, а только заученнымъ, навязаннымъ; то была просто европейская деморализація. Очень вроятно, что онъ научился въ какой-нибудь европейской банкирской контор держать себя въ банк надменно и чопорно. Банкъ — не лавка: долой шляпу. Вотъ всть, откуда первоначально появилась эта важность; вроятне всего, вслдствіе преклоненія передъ золотомъ и деньгами. Входя въ банкъ, обыкновенно прочитаешь впередъ вс вывски надъ окошечками, чтобы знать, куда нужно обратиться. Однако, подойдя къ нужному окошку, почти непремнно услышишь, что нужно обратиться къ окошку «какъ разъ напротивъ»; тогда-то предстоитъ задача разыскать между всми окошками «какъ разъ напротивъ» именно то, въ которомъ нуждаешься. Отдаешь, наконецъ, свою милую маленькую бумажку, свой чекъ, который долженъ бы вызвать уваженіе, его заносятъ въ книги и отсылаютъ васъ ко второму и третьему окошку, гд его снова заносятъ въ книги, что-то записываютъ, а въ конц-концовъ, кліентъ долженъ самъ отыскать то отдленіе, гд онъ будетъ, наконецъ, имть счастье получить свои деньги. Среди всхъ этихъ важныхъ особъ и сановниковъ кліентъ чувствуетъ себя, совершенно, какъ проситель; уже у перваго окошечка, откуда его посылаютъ къ окошечку «какъ разъ напротивъ», онъ замчаетъ по тону, какъ много онъ причиняетъ затрудненій. И при всемъ этомъ вся эта процедура тянется съ такой убійственной медленностью, какъ ни въ одномъ другомъ, подобномъ ему, торговомъ дл.
Насколько было бы пріятне смотрть на банкъ, какъ на лавку, гд совершается купля и продажа! Если бы служащіе въ банк были просто приказчиками, конторщиками, какъ въ другихъ лавкахъ! Но осмлься-ка только кто-либо предложить подобную вещь! Что, если бы банки хоть немножко поучились бы у почтоваго вдомства? Почтовое вдомство иметъ дло съ суммами и цнностями, въ тысячу разъ большими, чмъ банки, однако не творитъ столькихъ глупостей. Пишешь свое имя на бумажк, отдаешь записочку и получаешь свое денежное письмо.
Я не знаю боле пріятнаго и легкаго способа получать деньги, какъ по почт. Деньги эти приходятъ рано поутру, раньше еще, чмъ встанешь съ постели, он пробуждаютъ насъ отъ сна, словно сваливаются съ неба. И вс непріятныя ночныя сновиднія, въ род того, что явились описывать вашу мебель, исчезаютъ, какъ дымъ.
Мы цлыми часами бродимъ по Тифлису, идемъ въ азіатскій кварталъ и глаземъ на мастеровъ по металлу, на ковры и на людей въ чалмахъ. Время летитъ. Когда я наконецъ, прихожу въ почтовую контору, чтобы отослать консулу Хагелину его сто рублей, то уже слишкомъ поздно. Отдленіе, гд принимаютъ денежныя письма, закрыто. Мы снова получили такимъ образомъ отличный предлогъ постить еще разъ нашъ азіатскій кварталъ.
Вечеромъ, однако, мы пришли къ убжденію, что еще не можемъ со спокойнымъ сердцемъ покинуть Кавказъ. Мы были теперь снова въ Тифлис, нужно же было посмотрть также и западныя страны: Грузію, Гурію. — На другой день, посл полудня, мы уже сидли въ позд, отправлявшемся въ Батумъ, на Черномъ мор.
XVIII