Читаем В скорбные дни. Кишинёвский погром 1903 года полностью

Бывали случаи, когда проявлялась полная моя беспомощность. Так, я обнаружил одно село, всё население которого было поражено чесоткой. Я выписал из земской управы все нужные медикаменты и вместе с фельдшером (их было у меня трое в различных пунктах) состряпал мазь. Но для лечения чесотки нужно было несколько смен белья, а такой роскоши крестьяне не знали; нужно было применять ванны, но такое требование вызвало лишь смех57. Между тем все эти требования легко могли быть выполнены в самой примитивной больнице. Если сравнить жалкое состояние земской медицины в 70-х годах и прекрасное состояние её через какие-нибудь двадцать лет позже, когда в небольших местечках стали производить самые сложные хирургические операции, можно воочию убедиться в чрезвычайно продуктивной деятельности земства. Но в то время, когда я служил в Бендерском земстве, условия для работы врача были весьма безотрадные. В довершение беды я не имел возможности выполнять свои прямые обязанности даже в описанных выше скромных размерах, ибо постоянно отвлекался судебным следователем и полицейскими чинами для выполнения обязанностей отсутствующего уездного врача. Дело в том, что строилась военная Бендеро-Галацкая железная дорога58. Среди рабочих не было молдаван или вообще бессарабцев, строители дороги путем обмана и ложных обещаний привезли дешёвых рабочих из восточной России и эксплуатировали их самым бессовестным образом. Лето 1877 года было необычайно жаркое, рабочие работали с раннего утра до позднего вечера, и работа была тяжёлая. Одеты они были в одних рубахах, столь же чёрных, как земля, в которой они копошились, и усеянных паразитами. Я бывал нередко свидетелем того, как для избавления от паразитов они разводили костры из хвороста и, оставшись в костюме Адама, на дыму удерживали свои рубахи, но с собой они таких экспериментов делать не могли, и волосистая часть груди кишела паразитами. Питались эти люди скверно. Надсмотрщики уверяли, что по воскресениям и праздничным дням они получают горячую пищу с говядиной. Этого я не видал, а видел их будничную пищу: грубый, чёрный, плохо испечённый хлеб и огурцы, громадные жёлтые огурцы, которые обсыпались крупной солью; всё это запивалась водой. Я не считал возможным оставаться равнодушным к прискорбному положению. Моё звание земского врача давало мне право указывать на недопустимость подобных условий содержания рабочих. И лишь после моих настоятельных требований рабочим стали выдавать кипяченую воду и даже чай по утрам. Эти обозлённые люди часто вступали в кровавые схватки, как между собою, так и с мирными жителями, так как огороды и сады были слишком заманчивы, и мне приходилось постоянно «свидетельствовать»59.

Всё это вместе взятое производило на меня удручающее действие, и я подал прошение о принятии меня на службу в Кишинёвскую еврейскую больницу. Это моё ходатайство было удовлетворено, и я был назначен сверхштатным младшим врачом без жалованья.

Это было в октябре 1877 года, и с того момента я стал живым свидетелем и активным участником в жизни больницы.

Глава 12

Краткая история Кишинёвской еврейской больницы до 1877 года

Раньше чем знакомить читателя с положением и деятельностью кишинёвской больницы во время моего поступления на службу в это учреждение, я считаю нужным изложить вкратце историю больницы до этого момента.

По имеющимся у меня сведениям, еврейская больница в Кишинёве существовала ещё при турецком владычестве и долгое время была единственным лечебным заведением не только в Кишинёве, но и во всей Бессарабии. Но вот уже неоспоримый исторический факт. В Юбилейном сборнике города Кишинёва (1812–1912 гг.), изданном городским управлением и составленном по официальным документам, на странице 165 мы читаем: в Кишинёве издавна имелась еврейская больница, которая помещалась где-то на окраине. В 1826 году попечители больницы ходатайствовали перед городской управой в отпуске средств из еврейских сумм, хранившихся в управе, на постройку нового здания больницы, так как тогдашнее пришло в негодность. Хотя это ходатайство поддерживалась врачебной управой, она всё же было отклонено, и больница оставалась в прежнем здании.

Интересно запечатлеть имена членов первой по времени Кишинёвской городской управы и их образовательный ценз. Градский глава Ноур60, кроме архиметики [так в оригинале – Ред.], ничего не знает, гласный Христов знает архиметику европейскую и турецкую, гласные Фаров и Петрович – архиметику, а гласные Литманович и Неверов ничего не знают. Хотя, как мы видим, знания членов Управы были очень скудные, но одно они твёрдо знали, что отпускать еврейские деньги на постройку здания для еврейской больницы вместо пришедшего в негодность не следует.

Впрочем, как мы увидим из дальнейшего, такого же мнения держалась власть и 50 лет спустя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах
Брежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах

Данная книга известного историка Е. Ю. Спицына, посвященная 20-летней брежневской эпохе, стала долгожданным продолжением двух его прежних работ — «Осень патриарха» и «Хрущевская слякоть». Хорошо известно, что во всей историографии, да и в широком общественном сознании, закрепилось несколько названий этой эпохи, в том числе предельно лживый штамп «брежневский застой», рожденный архитекторами и прорабами горбачевской перестройки. Разоблачению этого и многих других штампов, баек и мифов, связанных как с фигурой самого Л. И. Брежнева, так и со многими явлениями и событиями того времени, и посвящена данная книга. Перед вами плод многолетних трудов автора, где на основе анализа огромного фактического материала, почерпнутого из самых разных архивов, многочисленных мемуаров и научной литературы, он представил свой строго научный взгляд на эту славную страницу нашей советской истории, которая у многих соотечественников до сих пор ассоциируется с лучшими годами их жизни.

Евгений Юрьевич Спицын

История / Образование и наука