Итак, мы узнаём, что в 1826 году, т.е. более 100 лет тому назад, еврейская больница, существовавшая уже издавна, помещалась в старом здании, успевшем прийти в негодность. Еврейская больница долгое время была единственным лечебным заведением в Кишинёве и во всей Бессарабии, ибо из того же источника (стр. 158–164) мы черпаем следующее: по инициативе и настойчивому ходатайству врачебного инспектора Вольфингера перед губернатором Гартингом, последний в мае 1814 г. обратился к населению с воззванием, в котором указывалась необходимость иметь городскую больницу и население приглашалось вносить добровольные пожертвования на осуществление этого благого дела. Этот призыв увенчался успехом: поступили 289 червонцев, 1706 руб. 48 коп., 20821 левов и 30 пары61
, затем из благотворительного фонда 60000 левов. 20 декабря 1817 г. врачебная управа донесла полномочному наместнику А. Н. Бахметьеву, что городская больница открыта.Таким образом, с 1817 года в Кишинёве стали функционировать две гражданские больницы – городская и еврейская, совершенно независимые друг от друга. Обе больницы помещались «где-то на отдалённых окраинах города». В действительности они помещались: городская – там, где теперь находится центральная больница, а еврейская – на территории, которую ныне занимает. На какие средства они содержались, неизвестно: надо думать, что на средства частной благотворительности, и, во всяком случае, влачили жалкое существование. В 1828 году император Николай I лишил Бессарабию самоуправления и всех льгот и привилегий, которые были ей дарованы Александром I при присоединении Бессарабии к России. И в Бессарабии водворились управление и порядки, какие были по всей России, в том числе был учреждён приказ Общественного призрения, в ведение которого перешли обе больницы.
В сущности, тогда образовалась лишь одна больница, так как еврейская больница стала филиальным отделением городской, и врач, заведующий еврейской больницей под именем младшего врача, был подчинён общему старшему врачу. Когда я осенью 1877 года поступил в еврейскую больницу, там работал в качестве делопроизводителя старик Гарковский, «приказный» чиновник, прикомандированный к еврейской больнице. Не в пример другим «приказным» это был честнейший человек и редкий бессребреник, и от него я узнавал многое из мрачного «приказного» времени. Николаевский режим, удавивший всё живое, действовал вовсю и в больнице. Заведующий врач еврейской больницы – чиновник, назначенный приказом в качестве младшего врача всецело подчинялся общему старшему врачу и был до такой степени несамостоятелен, что приписываемые им лекарства поступали на контроль и утверждение старшего врача и тогда лишь отпускались из больничной аптеки, причём экономии ради вычеркивались все сколько-нибудь дорогостоящие лекарства и заменялись другими. Как гроза старший врач являлся в еврейскую больницу и, видя её безотрадное положение, распекал всех, но ничего не предпринимал для улучшения этого положения. А заведующий еврейской больницей был совершенно бессилен что-нибудь сделать.
В 1844 году был установлен в Кишинёве коробочный сбор, поступивший в ведение Приказа. Средства коробочного сбора должны были идти главным образом на еврейскую больницу. Как «Приказ» распоряжался средствами коробочного сбора, неизвестно, но факт тот, что еврейская больница оставалась в том же ужасном состоянии, нуждаясь во всём. Естественно, что население боялось больницы как чумы, избегало её, вследствие чего больница пустовала, а расходы по содержанию выводились по штату честнейшим делопроизводителем, не получившим даже сведений о действительном числе призреваемых. Перед ревизией брались «напрокат» здоровые люди и укладывались на койках. Это не анекдот, а факт, подтверждённый многими. Впрочем, это была лишь проформа, так как ревизорам эта проделка была хорошо известна.
Для характеристики нравов того времени считаю уместным сообщить следующий трагикомический эпизод. Грозный губернатор Феодоров приехал в еврейскую больницу. В сопровождении больничного врача В. и полицейского чиновника он обходил больницу и заглянул в примитивное отхожее место, находившиеся под одной крышей с больницей. Впечатление было такое, что он мгновенно выскочил оттуда. Оставив в отхожем месте врача и поставив полицейского чиновника сторожить у дверей, сам уехал. Лишь спустя довольно продолжительное время прислал гонца с приказом освободить врача из оригинального и довольно неприятного места заключения. А между тем бедный врач был совершенно неповинен, так как неоднократно робко заявлял старшему врачу о необходимости вывозить нечистоты, но «экономии ради» это не исполнялось.