В сложном полете

Но как же определить курс на аэродром?.. Ведь наверняка самолет летел с разворотом на одном моторе, и куда сейчас летит — неизвестно. Может, на север?.. А может, и на юг?.. А может, обратно, к линии фронта?..

От этой мысли колючие мурашки побежали по спине.

Была бы карта, — попытался бы вести ориентировку. Но ее под рукой не было. А идти разыскивать в другой кабине в темноте не имело смысла. Упругая струя воздуха, продувавшая фюзеляж, могла закинуть карту куда угодно. А может, и выкинула за борт… Но главное я боялся оставить самолет неуправляемым. Я и так не переставал удивляться, почему самолет, когда исчез экипаж, не свалился в штопор, а летел, планируя, к земле.

Что ж! Попробую сориентироваться по памяти. Я же помню отлично маршрут, да и от последней отметки места, вероятно, недалеко ушел. Самолет-то крутился…

Приник к стеклу, напряг зрение, пытаясь сквозь толщу тьмы рассмотреть и опознать земные ориентиры. Внизу — ни огонька.

Глядел до рези. Откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза, давая им отдохнуть. Посидел так с минуту, снова припал к окну…

Где же озеро? Утичье озеро? — мучился. Здесь же оно! И должно быть видно… Восточнее его в 10 километрах характерный петлеобразный изгиб реки Лесной. Маршрут домой как раз проходит через эти ориентиры.

Найду озеро — по створу ориентиров определю направление полета, подберу курс на аэродром…

Но ни озера, ни изгиба реки, ни других ориентиров не видел. Внизу лишь едва различались какие-то пятна… Жаль, луны нет. А то бы озеро куском зеркала блестело. Правда, вдали слева за горизонтом дрожало розово-красное марево. Там что-то горело. Но что?.. Да и сколько туда лететь? Ведь ночью с высоты крупные пожары видны за десятки и даже сотни километров. А может, это линия фронта?..

Еще долго крутил по сторонам головой, пока, наконец, не выбился из сил. Что делать? — с тревогой думал. Неужели бросить самолет и прыгать? Да, пожалуй, выход один — прыгать… Стыдись! Заладил — прыгать! Ты же не новичок. На фронте около года… Но куда лететь? Скоро и горючка кончится. Постой! А звезды?!.

Вскинул глаза в надежде отыскать знакомые созвездия. Но и здесь ждала неудача. Звезды исчезли. Небо затянули плотные тучи. И только над самым горизонтом, будто издеваясь, мигала желтая яркая звезда. Чуть не заплакал от обиды, когда и она, померцав немного, исчезла в облаках…

Стоп! Хватит нюни распускать. Чем сложнее обстановка, тем спокойнее штурман. Буду лететь, пока не наступит рассвет, если горючего хватит. Кстати, сколько его осталось?..

Склонился к бензочасам и начал их переключать по бакам. Два были пустыми. В третьем, на котором работал мотор, оставалось литров 150. В четвертом — 400. Прикинул — часа на два хватит. Но до рассвета?..

Поглядел на часы — половина второго. А рассвет наступит в 4.20…

Стало невыносимо холодно. Выбрав триммер руля поворота, начал откидываться назад. Над головой зиял пустотой серый зев люка. Так вот куда выпрыгнул экипаж!.. Но почему не в дверь?.. А может, крышку люка взрывом сорвало?..

Немного согревшись, снова уселся недвижно. Почему же меня ребята забыли?.. Посчитали мертвым?.. Где они сейчас?.. Может, «мессеры» расстреляли их в воздухе?.. Но почему не сбили самолет?.. Или потеряли в темноте?..

Надрывно, словно со стоном, гудел мотор. Я то и дело поглядывал на него. Хоть бы не отказал… Что это?.. Откуда-то сбоку слышится стон. Я усмехнулся. «Всякая блажь лезет в голову. Здорово же меня контузило». Стало не по себе. Оглянулся. Больно ударил себя по щеке. Стон пропал. «То-то! Так-то лучше будет!..» Но через некоторое время опять послышался стон. Совсем рядом. «Проклятая контузия… А если петь?..» И я громко запел: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна-а! Идет война народная, священная война-а…».

И тут, похолодев, почувствовал, как что-то опустилось на плечо и сильно сжало его. От неожиданности вздрогнул, схватился за пистолет. С гримасой страха повернулся назад.

— Кто? Кто тут?..

Человек. Лица не разглядишь. Замотано чем-то белым.

— Да я… Иван…

— Ванька! Ты?! Ну и напугал! — без сил сполз в кресло.

— Где все? Где командир? — прерывисто дыша, будто запыхавшись от быстрой ходьбы, спросил стрелок.

— Не знаю, Ваня, выпрыгнули, видимо…

— Как выпрыгнули? А мы?..

— Что мы? Летим.

— А ты почему не выпрыгнул?

Я рассказал, что случилось и как очутился за штурвалом.

— Аэродром скоро?

— Не знаю, Ваня. Компас разбит, карты нет, ориентироваться не по чему.

— А если заблудимся? — встревожился Иван.

— Все может быть. Ты проверь-ка рации и задний компас, — с надеждой сказал. «И как это я раньше не подумал об этом? Это же наше спасение!..»

Узкий луч света разрезал темноту, пошарил кругом. Уперся в рации, заскользил по ним.

— Нет, ничего не сделать. Все разбито, как и моя голова, — вздохнул в темноте стрелок… Последняя надежда рухнула.

— Тебя перевязать?

— Сам перевязался, когда очухался. Что будем делать-то? — спросил Иван, усевшись в кресло второго пилота.

— Как что? Лететь, пока не выйдем на какой-нибудь аэродром или площадку.

— А кто будет сажать? Ты?..

— Мы!..

— Но это же риск! Верная смерть!..