В сложном полете

Напряженное молчание было ответом. Василий почувствовал озноб. Теперь они беззащитны. С парашютом не выпрыгнешь — разобьешься. Попробовать набрать высоту, развернуться, чтобы из носовых пулеметов врезать — «мессер» не даст. Василий лихорадочно огляделся кругом.

Лес… Хоть бы где-нибудь была большая поляна.

— «Мессер» в хвосте! Совсем близко! — закричал стрелок. — Что делать, командир?!

— Экипаж! Спокойно! — каким-то чужим, хриплым голосом скомандовал Вадов. — Штурман! Приготовиться стрелять по гаду! Сейчас он будет впереди!..

Что задумал командир? Почему впереди?

— Торрможжуу! — Вадов резко убрал секторы газа назад, мгновенно сбросил скорость до минимальной.

Немцу, приготовившемуся дать длинную очередь по бомбардировщику, показалось, что тот остановился. Забыв про стрельбу, он едва успел потянуть ручку управления на себя. Бомбардировщик мелькнул под ним.

Василий нажал на спуск. Одновременно нажал на электроспуск Вадов. Из нескольких стволов вырвались огненные струи и впились в черное крестообразное тело удаляющегося «месса». Тот вспыхнул, словно спичечная коробка, видно, взорвались бензобаки, и нырнул вниз.

— Ура-а! — закричал Василий. — Спасены! Спасены!

— Да-а, кажется, пронесло, — Вадов вытирал ладонью пот с лица…

Через два с половиной часа израненный бомбардировщик приземлился на своем аэродроме…

НОВЫЙ ГРУПКОМСОРГ

В нашем отделении комсоргом вместо меня выбрали Абрасимова — тихоню, скромнягу.

Вскоре после собрания подошел к нему.

— Толя, поговорить надо.

— Пожалуйста, — повернулся он с готовностью.

— Раз уж мы с тобой комсомольские работники, то, считаю, должны работать в паре.

— Да-а, — кивнул Толя.

— Сам видел на моем примере, что работать групкомсоргу нелегко. Все молчат, никто не поддерживает. Вот и попробуй один сломай стену оскорбительного равнодушия, раскачай на хорошую учебу и дисциплину, когда тебе прямо заявляют, что этого не хотят.

— Да.

— Поэтому, считаю, главное в отделении — сколотить актив из шести-семи человек. Трое уже есть…

— Кто?

— Ты, я, Гущин…

Толя поморщился.

— Можно попытаться привлечь Магонина — все же был командир, его друга Потеева, ну и еще пару человек. К примеру, Шамкова — учится хорошо, дисциплинирован. Правда, иногда не то говорит, но уже, кажется, отвыкает.

(Мои взаимоотношения с Митькой, похоже, улучшились. После памятного собрания, когда я критикнул Митьку, тот притих и не задевает меня больше. Я тоже не лезу к нему).

— Можно, конечно, — тянет Толя.

— Ты согласен или не согласен со мной?

— Вообще-то, да…

— А конкретно?

— Конкретно… тяжело все это, — вздыхает Толя.

— Что именно?

— Организовать актив-то.

— Да, нелегко. Но что-то надо делать? Как-то работать? А без актива, его помощи ни одной задачи не решить.

— Так оно.

— Ты с Гущиным говорил о взаимопомощи в работе?

— Нет еще.

— Что же так? С неделю ходишь в комсоргах, а с командиром не беседовал.

— Да, думаю, не получится ничего. Уж больно кричать да командовать любит.

— Это так, но в любом случае надо контакт налаживать и от этого не отвертишься. Лучше раньше, чем позже. Советую сегодня же обговорить с ним все вопросы взаимодействия. Если стесняешься один — пойдем вместе сейчас же.

— Нет, я сам сначала.

— Но мне тоже надо поговорить с вами обо всем.

— Ну как увидишь после ужина: я подошел, — так подход» к нам минут через пять.

— Понял, но мы-то договорились о взаимопомощи и поддержке во всех служебных делах? Хотя бы совместно выступать против нарушителей и двоечников?

— Договорились.

— На меня можешь положиться, как на себя. И обращайся в любое время. Не забывай о работе — тебе придется отчитываться на бюро. Лучше работать, чем получать взыскания. Или тебе все равно?

Толя улыбнулся.

— Нет, конечно.

…Вечером, к огорчению, разговора не получилось — Гущин торопился на совещание к комроты.

— Некогда сейчас! Некогда! — на ходу говорил он. — Завтра поговорим! Да и что говорить. Выполняйте безоговорочно все мои указания, да поддерживайте во всем! И все будет в порядке!

ГУЩИН

Вот ведь как бывает в жизни. Павел Магонин, как стал рядовым курсантом, превратился в мелкого нарушителя. То и дело ругается с Гущиным, да победно поглядывает на окружающих. «Смотрите, мол, вот я какой. Не хуже вас умею зубы скалить».

Не знаю толком, что уж они там не поделят (сплю далеко от них, да и не прислушиваюсь), но на мой взгляд, не стоило бы отцам-командирам грызться между собой. Понятно, Павел в обиде, что сняли, ну и не уступает новому командиру… А вообще-то полезно Павлу испытать на себе, что такое курсантская жизнь, когда с тебя надо и не надо требуют. Курсантом-то быть, может, тяжелее, чем командиром. Во всяком случае, не легче. А то не успел приехать в училище, переступить порог казармы, как Иршин, которому понравилось его дежурство, объявил: «Магонин, назначаю вас командиром отделения…»

До смешного дошло, недавно Гущин перед строем влепил Павлу наряд вне очереди за пререкания. Так все отделение покатилось со смеху, а Вострик посоветовал с хохотом:

— Гущин, посади его на гауптвахту! Пусть узнает, каково нам было под ним служить.