В сложном полете

— Помолчите, Вострик! Вы тоже свое скоро получите! — пообещал Гущин.

Да, Гущин оказался не подарком. С утра и до вечера больше Магонина взысканиями сыплет. Нажил себе кучу врагов, чистый апрыкинец.

Как-то я сказал ему наедине:

— Что ты делаешь? Зачем без передыху кричишь?

Так он с высоты роста кольнул пренебрежительным взглядом.

— Не твое дело. Распустил вас Магонин, приходится подкручивать гайки.

— Посмотри на Хромова. Совсем не кричит, а дисциплина в отделении лучшая. Все приказания безоговорочно выполняются.

— Ну, хватит! Сам знаю! Ты не на бюро — нечего выступать! Дай мне старшего сержанта — и у меня была бы лучшая!

— Гляди, как бы хуже не было.

— Не будет!..

Я пожал плечами, отошел в сторону.

Странненькие ребята: считают, чем больше и громче крикнут, тем дисциплина крепче станет… Но и не просто быть командиром курсантского отделения. Не каждому по плечу. И положение его двойственное: с одной стороны — сам курсант, живет и учится с курсантами. С другой — командир, требующий с курсантов. Трудно правильно сочетать эти два противоположных качества.

Власть кружит головы взрослым, а тут мальчишка, мечтавший с детства командовать и вдруг получивший впервые в жизни это право. Ну и орет в свое удовольствие. Приятно ведь, прикажешь — выполнят, громче прикажешь — быстрей выполнят. И совсем не думает о том, что, не будучи отличником в учебе и службе, не имеет морального права командовать людьми, которые сами мечтают стать командирами… А криком сейчас ничего не добьешься, кроме ненависти и презрения. Авторитет, уважение, доверие надо завоевать прежде всего у подчиненных. А для этого нужно их во всем превзойти и умно себя вести.

Не говорят, что ли, им старшие командиры про это? Не учат, как командовать? Или забыли, как сами учились в училище?.. Конечно, тогда было другое время и другие люди… Но, наверняка, говорят, да не у всех получается…

Наконец-то отсвистели палючие метели и сразу открылось голубое по-весеннему веселое небо, в которое хочется бесконечно смотреть. Засияло с утра и до вечера теплое солнце, снег повлажнел, осели сугробы.

Наконец-то отлетали 7-е зачетное упражнение, к которому готовились еще месяц назад. Из-за погоды три раза делали переподготовку, и вот 1-я задача по самолетовождению выполнена.

Сразу же приступили ко 2-й — к бомбометанию с А-44 практическими бомбами П-50-75, то есть калибром в 50 килограммов, а весом 75.

Курсант, работающий первым уже после взлета садится за прицел. Выводит самолет на полигон и с первого захода бросает «чушку». По разрыву корректирует прицельные величины. Второй заход — и снова сброс. Потом второй курсант садится за прицел, и так поочередно все шестеро.

Работать первым всегда труднее. Прицельные данные не уточнены, и качество бомбометания обычно ниже, чем у последующих бомбящих. Одно утешение — чувствуешь себя настоящим штурманом, полноценным членом экипажа.

* * *

— Секлетарь! А секлетарь! — трясет меня за плечо Пекольский. (Специально так говорит, чтобы унизить. Злопамятный). — И что только тебе будет?! Опять звонили!.. И я думал, куда пропал? Всю ночуху не было!.. Взыскание дадут не то, что нам — швейкам! А целую телегу!.. (Подслушал разговор комбата, наверняка. Или от старшины узнал…) Из курсачей-то выпрут! В солдаты, в роту охраны отправят! Ох, жарко тебе будет! Жарко!.. В Афган можешь завонять!

— А ну, отойди от меня! — резко сбрасываю я его руку и поднимаюсь. — Тебе чего надо?! Чтоб жарко стало?! Так я могу это сделать! Теперь-то мне терять нечего! Все равно в солдаты отправят!..

Но Аттика ничем не прошибешь. Нагло улыбается. Будучи повыше ростом, верит, что сильней.

— Дежурный, на выход! — кричит дневальный. Аттик, процедив какое-то ругательство, бежит в прихожую… Я опускаюсь на табурет.

* * *

Жарко, сухо. Всюду зазеленела трава. Распустились смолистые почки на деревьях, выбросили клейкие полусвернутые трубочкой копья-листочки. Пришел какой-то африкано-средиземноморский антициклон, принес хорошую погоду.

После весенне-летней подготовки матчасти приступили к массовому облету ее и полетам с нашей ротой. Свыше сотни машин требовалось проверить в воздухе на разных режимах работы двигателей, поэтому и выл, хрипел, визжал, стонал, захлебывался аэродром.

Мы опять день готовимся к полетам, на другой — летаем. В дни полетов встаем в полтретьего ночи. Быстренько умываемся, одеваемся, заправляем койки и идем в столовую. Нехотя, через силу завтракаем и снова возвращаемся в казарму. Получаем и натягиваем комбинезоны, во дворе строимся и отправляемся на аэродром. Там уже ждет дежурная машина. По два курсанта от каждой смены едут на склад за «чушками». Остальные, дождавшись летного состава, готовят к вылету самолеты.