Я молчу — лучше не связываться с Востриком, пока не остыл. Да и, откровенно говоря, боюсь. Еще кинется драться, ни за что, ни про что изуродует.
Не успел я войти в новый класс, как услышал звучный голос Леньки Козолупова, но почему-то то и дело оглядывающегося на дверь.
— Да я не хуже Вострика! Могу любого прибить, лишь только разозлиться!..
На этот раз слушателями его были малыши Середин с Казанцевым и здоровяга Ромаровский. Все трое посмеивались откровенно, а Ленька, не замечая этого, входил в раж.
— А что? Вострик опередил, а то бы я, — опасливый взгляд на дверь, — прибил Гущина! Уж так он мне надоел, едва сдерживался.
— Ты хоть сейчас не разозлись, да нас не прибей! — дурачился Ромаровский, округляя черные «мохнатые» глаза и отступая назад.
Ленька милостиво улыбался и заверял:
— Сейчас не разозлюсь, не бойтесь…
Увидев Вострика, вошедшего попозже меня, закричал радостно-вежливым изменившимся тоном:
— Петя! Иди сюда! Я занял место!
А когда вошел никого не замечающий Гущин, Ленька совсем притих, только искоса посматривал на него, да что-то негромко говорил Вострику. После занятий, на лестнице я догнал Абрасимова.
— Что же ты, групкомсорг, не помешал драке? Позор на всю роту!
Толя недовольно глянул:
— Я их не заставлял драться. Пусть отвечают сами. А в комсорги я не напрашивался — пусть снимают.
— А кто же будет работать, если все откажемся?
— Не знаю…
— Ну хорошо, не хочешь выполнять свои обязанности, но как друг Вострика почему не удержал его? Разве так поступают друзья?
— Удержишь его, послушает он…
— Но ты не пытался задержать. Прижался трусливо к стене, я же видел, и не шелохнулся.
— Ну и что? Там ребята посильней были, и то, разинув рты, смотрели.
— Вот-вот, каждый надеялся на другого, лишь бы не я.
— Все так живут.
— Но я-то не побоялся, задержал. А ты сильней меня!
— Это твое дело.
— Но ты же обещал помогать?! Почему не кинулся вместе со мной, если один струсил? Почему не держишь слово?
— Да не струсил — Гущин заслужил.
— А если бы Вострик убил его?! Тоже заслужил?.. Выгнали бы из курсантов, отдали под суд, посадили в тюрьму. Вот она, твоя помощь, как друга и комсорга!..
— Да отстань, ты! — разозлился Толя. — Мало тебе синяков, так еще хочешь?
— Плохой ты друг, только на словах! И комсорг плохой, только обещаешь! Одно достоинство — тихонький!..
Я убыстрил шаг, побежал вперед. Толя кричал вслед что-то нелестное.
Беда же с нами, тихонькими?! Разве такими должны быть комсорги? Но где их возьмешь? Горластые да сильные — обычно нарушители, а мы — тихие, да скромные, боимся их, рта не разинем. Вот и сколоти из таких актив?!..
Вострик заорал на весь класс, смеясь:
— Борька? Что я слышал? Ты почему полигон вывел из строя?.. Из-за тебя теперь вся команда день и ночь ремонтирует! Ну и дал всем по мозгам! Туда полеты прекратились! Отличился на все училище! — прижав ладонью ежик моих волос, закончил горделиво: — Во! Поглядите, какой лбина! Не зря учится отлично! Мне бы такую голову, так тоже хватал бы одни пятерки!
Подошедший Потеев, сверкнув заплывшими глазками, изрек саркастически:
— Слыхал я истину бывало, хоть лоб широк, да толку мало!
— Это из тебя толку мало! — захохотал Вострик. — Вон волосы-то из глаз растут! А из него получится толк! Вспомните меня еще не раз через несколько лет!..
Я удивлялся — от кого узнали парни о серии. Во всяком случае, ни я, ни Митька, уверен, об этом не проронили ни слова. Однако после памятного самостоятельного вылета, «спасения» Гущина и «усмирения» Вострика мой авторитет в отделении, да и в роте вырос. Теплее и с уважением глядели на меня ребята, на равных и внимательно стали относиться. То один, то другой нет-нет, да и неожиданно говорил:
— Расскажи-ка лучше, Борька, как ты всю серию в цель положил? — Или: — Это правда, что ты крест разнес серией?..
Но особенно резко вырос в отделении авторитет Вострика. И настолько же упал у Гущина. Если Вострик ходит героем в сопровождении ватажки поклонников: Леньки Козолупова, Абрасимова и К°, то Гущин по-прежнему один. Но если раньше он ходил гоголем, то теперь старается быть тихим и незаметным. Не привлекать лишний раз к себе внимание. Если раньше афишировал свое презрение к «разгильдяям», то теперь сам испытал его.
Я помню, весной ходили отделением дежурить на метеостанцию. Практиковались по метеорологии. И там работала довольно миловидная девушка. Естественно, отделенные Дон-Жуаны, не видавшие больше года женского платья, наперебой кинулись к ней с любезностями и комплиментами. Так Гущин всех растолкал и разогнал под разными предлогами от ее стола, пользуясь своим командирско-сержантским положением. А когда пошли строем домой и неожиданно заметили девушку, идущую неподалеку, он, бросив командовать, кинулся к ней и, указывая на нас, не нашел ничего лучшего сказать, что это его отделение и он в нем хозяин.