В сложном полете

И так захотелось подсказать: «Не справится», — что едва сдержался. Знакомое чувство растерянности, оцепенения и скованности, вызванное потрясением открытия правды, лишило речи. Да и не умею разговаривать с начальством, как-то волнуюсь, да боюсь…

От Любы опять письмо. Вострик только головой вертит, да крякает, поглядывая на него, лежащее на койке.

«Боря! Я все еще не могу поверить, что ты не будешь писать. Если Петр запрещает, так, прошу, не слушай его. Пиши отдельно…»

Юрка Киселев прижился в 24-м. Ни одного нарушения, ни одного взыскания. Валерка Чертищев не забывает друга, ходит в гости.

Вот сидят на табуретках, беседуют. Юрка, поглядывая по сторонам, жалуется другу:

— Скоро праздник — День авиации, хоть бы благодарность кинули. Все взыскания давно сняты, двоек не имею, троек — одну, а кто видит?

— И у меня так же, — поддакивает Валерка.

— Что это за служба — за полтора года ни одного поощрения? У нас как приклеят ярлык разгильдяя-нарушителя за грехи молодости — когти сдерешь — не от-царапаешь…

Я задержался у тумбочки, доставая дневник, в который давно уже ничего не записывал. Все некогда.

А что, они, пожалуй, правы. Мне поощрения сыплются, как капли дождя, а другим?.. Вряд ли. Наверняка, есть курсанты — незаметные середнячки, которые за время службы не получили ни одного взыскания и ни одного поощрения. Разве это справедливо?.. Каждый служит, как может и как умеет. Но одно то, что не нарушает дисциплину и честно несет службу, — уже достижение и достойно похвалы… Где-то слышал или читал — каждый ученик, даже закоренелый двоечник раз в году, да должен получить пятерку. Может, такое поощрение — событие в жизни — послужит толчком к новым успехам. Придаст силы и уверенность, привьет вкус к хорошему. Что греха таить, сам был двоечником, сам на себе испытал и прочувствовал. Надо будет с Умаркиным поговорить, на бюро с командирами посоветоваться. Интересно, сколько же в роте таких середнячков?.. Узнать у командиров. И про Киселева с Чертищевым не забыть…

Снова письмо с среднегорским штампом:

«Борис! Решай, если нужно я прекращу писать Вострику…»

Красноречивая смелость. Но мы же не виделись никогда?! А если не понравимся друг другу? Но это еще хорошо — оба не будем переживать. А если она понравится, а я ей нет? Или наоборот?.. Тогда снова муки и терзания неразделенного чувства?.. Хватит школьных, сыт по горло, жизнь и так не сахар, скорей горчица.

Сую письмо в карман, чтобы на улице выкинуть в урну. Ни к чему Вострику видеть его…

ИСПЫТАНИЕ

* * *

— Дежурный… роты курсант Пекольский! — выводит меня из полудремы надоедливый голос. — Что? Что?.. Есть! Будет выполнено!

В «спалке» появляется Аттила (так зовет его Потеев) и направляется ко мне.

— Слышь, секлетарь! Снова тебя! На этот раз в политотдел к семнадцати!.. Ой, что только тебе будет?! Е-е — мое-е! Не только из курсачей, из комсомола выпрут! А может, и под трибунаху отдадут! Не посмотрят, что секлетарь! Это тебе не надо мной вы-е… каблучиваться!

— А ну, заткнись! — зло говорю я.

— Что? Что-о? — кривя рожу и презрительно сощурясь, переспрашивает Аттик.

— Заткнись, говорю! И не подходи ко мне больше!

— Что-о? Ты кому это говоришь «заткнись»?! Кому?! Здесь не бюро, начальства нет. Я так тебе заткну! Всю жизнь не разоткнешь!

Он нагло подходит. Из двух пальцев делает «вилку» и, отведя руку, целит ударить в глаза.

Я прикрываю ладонью лицо, поставив ее ребром, и неожиданно бью его резко и коротко ударом «под ложечку».

Аттик всхлипывает и застывает. Только глаза округляются и выкатываются еще больше. Потом, скрестив руки, сгибается и падает на кровать.

Вот ведь второй раз за сутки приходится драться. Второй раз кончаю схватку одним ударом.

— Ты-ы что-о? — шипит Аттик, словно проткнутый футбольный мяч. — Я-я ве-едь п-п-о-ошу-у-ти-ил!

— Я тоже.

— А еще секретарь, — на этот раз выговорил правильно, без издевки. — В бюро жаловаться буду. Знаешь, что будет за избиение комсомольцев?.. Он тихонько поднимается с постели и бредет к выходу.

Я снова опускаюсь на табурет. Гад! Помешал только. А так хорошо дремалось.

— Дневальный по роте слушает! — доносится из прихожей. — Рота на парашютных прыжках!.. Звоните позже! Не на испытаниях, а на прыжках!..

* * *

И тогда… был день испытаний — парашютные прыжки…

С неделю уже ходим в парашютный класс на укладку и тренировку. Группами влазим в подвесные системы, закрепленные на потолке, крутимся, имитируя посадку на лес, кустарник, пашню, воду, крышу или стену здания. Вытягиваем ноги, тянем передние или задние стропы, отрабатывая скольжение и быстрый спуск, раскрытие запасного парашюта, при скрутившемся и перехлестнутом основном.

Сегодня даже спали плохо. Хоть и верим в парашют, и запасной будет, но беспокойно на душе. Не испугаемся ли выпрыгнуть и, самое главное, раскроется ли купол?..

Немногие «смельчаки-рационалисты» авторитетно заявляют: