В сложном полете

Юрка Киселев — веселый, довольный — встретился во дворе коробочки после завтрака. Хитровато посмотрел, подмигнул:

— Слышь, Борька? Впервые благодарность кинули. Твоя работа?..

— Неважно, чья. Важно, что справедливость восторжествовала! — тоже хитровато улыбаюсь я.

— А верно, служить хочется, когда тебя замечают.

…С неделю назад я был у комроты Умаркина. Вытащил список фамилий тихих незаметных курсантов и бывших нарушителей, с которых давно сняты взыскания.

Беседовали. Умаркин под конец сказал:

— Оставь списки, подумаем, посоветуемся…

Приятно, когда к тебе прислушиваются…

Интересный разговор произошел в партбюро со старшим лейтенантом Толстовым об улучшении комсомольской работы в роте. (Меня все-таки избрали секретарем, как ни противился: Елиферий в госпитале).

— Где ты был раньше? — сказал Толстов, выслушав меня. — Год назад это надо было провести. А сейчас какой смысл огород городить? До выпуска-то всего полтора месяца.

— Два и пять дней до госэкзаменов, — краснея, уточнил.

— Ну два, — усмехнулся Толстов, — подумаешь, разница…

Видя мое недоумение, то ли ободрил, то ли добил:

— В следующий раз, когда выберут секретарем, осуществишь свои планы.

— Следующего раза может не быть, — возразил.

— Может, — согласился Толстов и сочувственно улыбнулся. — Да ты не огорчайся! На твой век комсомольской работы хватит. Или вновь Вострик бузит?

— Нет, он дисциплинированный стал.

— Тогда кто-нибудь другой?

— Не-ет.

— Или новый Апрыкин-Гущин объявился?..

— Нет, но есть не лучше их, и тоже ждет расплата, только наедине.

— Не можем же мы сменить всех командиров, а с Желтовым я поговорю. Выходит, не так уж плохи дела, секретарь? Наоборот, улучшаются.

— Так скоро же выпуск…

— А знаешь, что говорят курсанты про вас? — захохотал Толстов. — Шмелев начал с взысканий, а Ушаков — с поощрений!

Толкнув дружески в плечо, закончил:

— Ладно, иди, беспокойная душа. Пиши комсомольские характеристики, да помогай ребятам готовиться к госэкзаменам.

ГЛАВНЫЙ ОРИЕНТИР

Осенью, когда работаем в первую смену, в пять ноль-ноль завтракаем в безлюдной, полутемной столовой. Потом переодеваемся и не спеша, ротной колонной идем на аэродром.

В этот момент солнышко только-только встает. Красное, нахмуренное вылезает оно из-за горизонта и, словно стыдясь опоздания «на работу», робко освещает росистую, дремлющую землю.

Мы приходим на аэродром всегда первыми. И, не расходясь, напротив штаба полка, ожидаем летный состав. Затем в парашютной на втором этаже получаем парашюты и, сгибаясь под их тяжестью, — по 4—5 приходится на брата — идем на стоянку.

А там, в кабинах самолетов уже хлопочут трудяги-техники. Снимая чехлы, ползают муравьям по крыльям и фюзеляжам мотористы и механики.

Зарядив парашюты и разложив их по кабинам, мы выпрыгиваем из самолета и идем сгружать только что привезенные чушки…

И вот уже разносятся по стоянке гулкие хлопки — выстрелы. Вырываются из выхлопных труб и сопел голубоватые облачка дыма. Чих! Чах!.. А затем ровный мощный басовитый рев заполняет пространство, враз оглушая людей. В этот момент, нахлобучив пилотки на головы, и, придерживая их, чтоб не сдуло струей воздуха, наклонившись в сторону работающего двигателя, курсанты бросаются к люкам и скрываются в них. Влезаем снова в кабины и проверяем навигационную аппаратуру под током.

После пробы двигателей, открываем створки люков и начинаем подвешивать чушки. Трудная это работа. До пота. Конечно, есть лебедка, но с ней дольше возиться.

Наконец-то люки закрыты. Все сделано и готово к вылету. Осталось только доложить командиру, получить последние указания на построении и марш-марш на взлет, навстречу солнцу и ветру…

Недолго мне пришлось быть в радостно-тревожном настроении.

Перед запуском и выруливанием на старт около самолета в сопровождении инструктора Левы Шитова появился гроза курсантов — штурман полка майор Рахов.

Дурная слава идет о нем среди нас. Некоторых он отстранил от полетов, других наказал, третьим поставил двойки. Летевший с ним мог заранее считать себя обреченным. После посадки он проводил двух-трехчасовые разборы-разносы. Естественно, с ним боялись летать.

Сухощавый, выше среднего роста, с впалыми землистыми щеками и тонкими губами, он цепко и холодно оглядел меня.

— Покажите документацию.

Я поспешно раскрыл портфель, достал карту, план полета, бортовой журнал.

Майор внимательно просмотрел документы и, возвращая, сказал:

— Почему не записаны время полета и путевые углы в плане?

Я недоуменно поглядел на него.

— А разве это обязательно?

Глаза Рахова на мгновение округлились, брови вскинулись вверх.

— Да! — жестко прозвучал ответ.

— Товарищ майор, но ни в одном руководящем документе не сказано, чтобы эти данные были в плане…

Инструктор Шитов неожиданно громко раскашлялся.

— К тому же я их знаю на память.

— Тогда перечислите по этапам.

Хоть я и здорово волновался, но ответил без запинки. Майор продолжительно посмотрел на меня.

— Как вы учитесь?

Неизвестно, что меня удержало от прямого ответа, «еще посчитает, что хвалюсь», поэтому протянул неопределенно:

— Ну-у, как все.

— Плохо? Хорошо? Средне?

— Отлично.