В снежных горах Непала

Маша поняла, что нельзя и дальше откладывать разговор. Вздохнув, она выпрямилась, мягко сказала: — Сантош, я не могу выйти за тебя замуж… прости… — почувствовала, как он окаменел. Она, не глядя на него, закусила губу, чтобы снова не расплакаться. Он порывисто встал, подошёл к окну, невидяще глядя в сад глухо спросил: — что случилось, Маша? Ты разлюбила меня? Когда успела? Или лгала, когда говорила, что любишь? — Он повернулся, глядя на неё в упор потемневшими от злости глазами.

Маша тоже разозлилась, резко ответила: — представь себе, я говорила правду! И я не разлюбила тебя, но женой твоей не стану! Что я буду делать здесь, в Непале? Чем заниматься, можешь ты мне сказать?

Он презрительно фыркнул: — заниматься тем же, чем занимаются все женщины — чхетри! Посещать косметические салоны и модные магазины, встречаться с подругами, сплетничать, в конце концов! Да и детей воспитывают, в основном, женщины. А пару раз в год мы могли бы отправляться в путешествие или навещать твоих родителей.

— Но ведь твоя мать не сплетничает с подругами, да и по магазинам ей некогда бегать, как я погляжу! — Маша с трудом сдерживала негодование: это что же, он на полном серьёзе думает, что она бросит аспирантуру, откажется от любимого дела и будет возиться с пелёнками и варить ему борщи — или что там варят непальские женщины!

— Моя мать! — он скривился, — она — исключение из правил! В стране слишком мало врачей, а потребность в них велика.

— Ну да, а этнографов у вас переизбыток! — не удержалась от ехидства Маша.

— Твоя ирония неуместна, — холодно ответил он, — Непал — бедная страна, нам не до изучения некоторых гуманитарных наук, хотя согласен с тобой, этнография имеет право на существование. Но в настоящее время все усилия правительства направлены на то, чтобы вытащить подавляющую часть населения страны из нищеты!

— Сантош, наш спор не имеет смысла! Как ты не можешь понять — я не смогу стать вот так, внезапно, домохозяйкой! Посвятить всю оставшуюся жизнь домашней работе, обслуживанию мужа и детей! Это просто невозможно! — она видела, чувствовала, что Сантош не принимает её доводов, но не знала, как убедить его в своей правоте. Он пристально смотрел на неё, и в какой-то момент его глаза, вдруг, посветлели, зрачки сузились, превратившись в щели, отчего человеческое лицо неуловимо стало напоминать морду разъярённого зверя. Маша внутренне содрогнулась подумав, что на самом-то деле она совсем не знает его. Сантош очнулся, сморгнул, и вновь перед нею лицо глубоко страдающего человека. Сев перед Машей на стул, он подался вперёд, заглядывая ей в глаза, взял её за руки, целуя, прижал ладони к своим щекам: — нет, это невозможно, Маша! Я даже представить себе не могу, что ты уедешь, бросишь меня, забудешь о моём существовании. Я не хочу даже думать об этом! — и такая боль отразилась на его лице, что Маша со слезами бросилась ему на шею, обняв, шептала на ухо:

— я правда тебя люблю, Сантош! Но что же нам делать? Я не вижу своей жизни здесь, в этой стране! Может, — она запнулась, нерешительно продолжила, — ты поедешь со мной? — Он снял её руки со своей шеи, выпрямившись, усмехнулся:

— если я не буду выпускать своего зверя на свободу хотя бы раз в месяц, я утрачу над ним контроль. И однажды он вырвется, независимо от моего сопротивления. Можешь ты представить ситуацию, когда где-нибудь в метро, в толпе людей мужик вдруг превращается в снежного барса? — Маша представила и ужаснулась.

Бессильно опустила руки: — да, ты прав. Это невозможно. В Москве барсу нет места.

* * *

Они разошлись по своим комнатам молча, не глядя друг на друга. У Маши даже не было слёз, чтобы выплакать своё горе. Она думала о том, что вот и рухнула её мечта о счастье с любимым. Впереди — интересная работа, наука, радость от взросления дочери и редкие посиделки с подругами, но не будет рядом того, в чьей любви она купается, как в тёплых и ласковых волнах, кто сбивчиво шепчет ей по ночам глупые, бесстыдные, полные страсти и огня нежности, чьё горячее сильное тело она так любит…

Подошло время ужина, но есть не хотелось. Маша тянула время, не зная, как будет смотреть в глаза Джайе и Галине Николаевне, ведь Сантош, наверняка, сообщил им об её отказе. Кроме того, её мучило осознание того, что она, совершенно чужой человек, вселилась в их дом, живёт за их счёт и причиняет этим хорошим людям массу неприятностей.

Она зябко поёжилась, но выхода не было. Вся надежда — на скорое возвращение профессора, но от него не было ни слуху, ни духу. Как и от Таши, впрочем.

Постучавшая в комнату Шилангма пригласила её в столовую, и Маше ничего не оставалось делать, как отправиться на встречу с семьёй.