В снежных горах Непала

Она ощущала внутреннюю скованность, но, к её удивлению, Галина Николаевна смотрела на неё с сочувствием, а Джайя поглядывал на неё и сына с некоторой иронией. Сантош был хмур и неразговорчив, ел неохотно и вскоре ушёл. Следом удалился и Джайя: он хотел наведаться в госпиталь, где у него имелся тяжёлый послеоперационный пациент. Майя вскоре тоже убежала, а Галина Николаевна подсела к Маше, положила руку на её кисть, слегка улыбнулась: — не мучайтесь, Маша, всё правильно. Мы с Джайей знали, что вы не сможете остаться в Непале. И вам, и Сантошу будет тяжело расстаться, но время всё излечит. — Она задумалась, — когда я приехала с Джайей, я была в ужасе от здешних обычаев и уклада жизни. Меня спасла моя работа. В то время Джайя только начинал строительство госпиталя. Денег не хватало, но правительство выделило ему субсидию. Потом были проблемы с оборудованием, персоналом… Мы работали день и ночь. А потом родился Сантош, наша радость, наше счастье. Мы с Джайей, конечно, жалеем его, ведь он наш ребёнок! Влюблённый, страдающий, растерянный… Но мы знаем, что он сможет всё преодолеть, он сильный, наш сын! Я надеюсь, что вы, Маша, ещё найдёте своё счастье, хотя и жалею, что не смогу назвать вас своей дочерью…

Маша вымученно улыбнулась: — спасибо, Галина Николаевна, за то, что вы понимаете меня! Я, правда, очень люблю Сантоша, но никогда не смогу стать такой, как ему хочется. Его мечта — закрыть меня в четырёх стенах, но долго так мне не выдержать, — она запнулась: — Галина Николаевна, мне страшно неловко, что я причинила вашей семье столько неудобств, что я нахально живу на всём готовом, но я обязательно расплачусь с вами, как только появится профессор! И… и я вам очень благодарна за всё, что сделала для меня ваша семья.

— Что вы, Маша! Ведь вы спасли нашего сына! И, несмотря ни на что, мы с Джайей рады, что вы появились в жизни Сантоша! Рады тому, что, оказывается, он способен на сильное и глубокое чувство. Раньше мы считали, что он довольно поверхностно и легкомысленно относится к женщинам, — она прикусила губу, смущённо улыбнулась: — не подумайте, что Сантош был неразборчив в связях и часто менял подружек! У него на это просто не было времени, но всё же увлечения у него были, и иногда они внушали нам тревогу. А вот любовь к вам как-то изменила его, сделала серьёзней…

Они засиделись в столовой допоздна и, направляясь в свою комнату, Маша подумала, что при других обстоятельствах она бы считала, что ей крупно повезло со свекровью. Но — не судьба. И от этой мысли ей снова стало грустно.

Ночью Сантош, конечно же, не пришёл. Маша не то чтобы ждала его, но где-то в глубине души теплилась надежда, что он придёт и обязательно придумает что-то, как было всегда, со времени их встречи там, на краю пропасти. Оказывается, она привыкла, что рядом есть умный и сильный мужчина, который готов принимать решения и нести за них ответственность. К чьим словам и мнению она привыкла прислушиваться и на чьей широкой груди так удобно спрятать лицо, укрываясь от невзгод. И вдруг от отступил, оставил её один на один с этой дикой и невероятной страной с непонятной жизнью, загадочными традициями, жуткими обрядами и четырёхрукими женщинами, сотканными из дыма.

Её совесть напомнила, что Сантош не сам ушёл, а она его оттолкнула, но Маше легче не стало. Её ирбис, спаситель и любимый, оставил её, и в сердце поселилась пустота.

Сантош лежал на спине, не раздеваясь, закинув руки за голову и тупо глядя в потолок. Он чувствовал себя так, будто на него рухнула лавина и погребла его под тоннами колючего снега. Он был раздавлен, уничтожен, и жизнь потеряла всякий смысл. Будущее представлялось бесцветным и мрачным. Он никогда больше не будет целовать эти строгие серые глаза и тонкие руки не обовьют ласково его шею. Ему казалось, что он знает её всю жизнь, и почти физическая боль затопила его душу, когда пришла мысль, что отныне они стали чужими друг другу.

Глава 21

Ночью Маша всплакнула, жалея себя и свою несчастливую жизнь. Под утро задремала, но проснулась от громких голосов внизу, в холле. Она открыла глаза: в саду на все голоса заливались птицы, приветствуя начало нового дня, а в доме звучали чужие голоса. Она поплескала водой в лицо, натянула платье и, торопливо пригладив волосы ладонью, поспешила выйти из комнаты.

Она сразу увидела Марка Авдеевича, исхудавшего, покрытого коричневым загаром, с всклокоченной редкой седой бородёнкой, оживлённо жестикулирующего в подкрепление своих слов. Рядом застенчиво улыбалась Анг Ламу, тоже, как показалось Маше, ещё больше похудевшая и загоревшая, а за нею, иронически и покровительственно поглядывая на вошедшего в раж профессора, стоял Таши. Вот кто совершенно не изменился, по-прежнему был спокоен и уверен в себе.