В социальных сетях

«Есть какая-то завораживающая тайна, которая делает жизнь прекрасной, – написал он. – Разгадывать ее, прикасаясь к миру с изнанки, ощущать его глубину, закрытую для поверхностного, скользящего взгляда. Разве не в этом смысл?»

«Жить прикольно, – согласилась она. – Умирать круто».

«Смысл в том, что в жизни нет никакого смысла, – охладил их Иннокентий Скородум. – И тайны нет. Здесь окружает пустота, а впереди ожидает тьма. А все остальное выдумки. Я и сам написал много книг, увлекая туда, где сам не был, да и не хотел быть».

«Ну какой смысл у программы! – подключился Никита Мозырь. – В ней может быть заложена лишь иллюзия смысла, без которой прога дает сбой. Вот мы и мучаемся в отсутствии этой иллюзии».

А потом появился Модэст Одинаров:

«Саше Гребенче. По поводу изнанки мира. Вы абсолютно правы, жизнь – величайшая из тайн! В юности, когда я ехал на ночном поезде, то, глядя в окно, всегда представлял, как, выскочив на ходу, бегу в темневшие вдоль дороги леса, стучусь в избы, таинственно мигавшие огоньками, а там – пьют вино, ведут разговоры и будут мне рады, как неожиданному гостю».

Полина Траговец писала правду. Когда в детстве мать возила ее к морю, она никак не могла уснуть, слушая в купе мерное сопение. Отодвинув занавеску, она прижималась лбом к холодному стеклу, и ее переполняли чувства, ей казалось, что мир, загадочный и таинственный, скоро подарит ей ключ к каждому своему уголку, в котором она будет счастлива.

«Телевизор молча смотрят, – обрезал Модэста Одинарова Иннокентий Скородум. – Пьют водку и дверь не откроют. А говорить с ними не о чем. Услышишь только то, что им Сидор Куляш приготовил. И потом, это для вас, пассажира, все вокруг было загадочно, а для машиниста? На одном и том же маршруте? Он, конечно, знает про него не больше вашего, но привык. Так и мы, повзрослев, привыкаем, выбора-то нет!»

«Все обыденно, – подключилась Дама с @. – Но вера-то остается! Вера всегда при нас».

«Вера? Во что? В глубине мы все атеисты, иначе бы не так жили. Я и сам в юности стучался в сердца глаголом, а войдя в годы, понял, что можно кричать до хрипоты, но мир останется глух».

«Мир не однороден, – не успокаивалась Дама с @. – Тот, в котором вы вращались, оказался глух. Но есть и другие люди, другие места, есть, наконец, церковь, куда вы ни ногой».

«Зачем она так? – смутился Авдей Каллистратов. – Сколько можно мстить». Он вспомнил их жизнь на даче, вспомнил Дашино белое платье, которое задиралось, когда он все сильнее толкал упрямые качели, и ему стало обидно за свою откровенность. Закрыв лицо руками, Авдей Каллистратов сидел перед экраном, на котором продолжалась переписка.

«Церковь? Этот христианский фан-клуб? – ехидничал Никита Мозырь. – Похоже, вы, сударыня, сбрендили! Считать, что ее прихожане ближе к Христу, все равно что думать, будто поклонники известного футболиста лучше других умеют забивать голы. Присмотритесь, на ее воротах проступает: «За царство небесное всех порублю, в царство небесное вход по рублю!»»

Саша Гребенча читал эти комментарии, и ему делалось тошно. «Как они могут! – думал он. – Как они могут!» Кочуя по группам, Саша познакомился со множеством людей, представляя их в лучшем свете, чем они были на самом деле. Он странствовал по Интернету, глядя на него сквозь розовые очки, не замечая ни царившей там пошлости, ни грязи.

«Разве не чудо, что из обезьяньего царства родилась цивилизация! – написал он. – Разве не чудо, что человеческое общество проделало такой длинный путь!»

Саша был уверен, что эта поражавшая воображение истина встретит всеобщее одобрение, выступив прологом к примирению.

«Чудо чудное, диво дивное, – ухмыльнулась ему смайликом Аделаида. – Проделать такой путь, чтобы снова стать обезьяньим!»

«Хуже обезьяньего, – тут же налетел Иннокентий Скородум. – Чем живет человек? Искусством? За прогрессом следит? Нет же, одна у него радость – соседа обскакать! На этой низкой энергии и живет, от ее батарейки и заряжается. Обезьяны хоть друг друга держатся, а у нас все привязанности заменила одна – зависимость от банковского счета».

«Сам ты обезьяна! – написала Ульяна Гроховец. – Зеркалу морали читай!»

Это понравилось Модэсту Одинарову, Степаниде Пчель и Даме с @.

«Как же они не любят друг друга, – читая комментарии, подумал Саша Гребенча. – Боже, как не любят!»