- Этот смертный номер, - продолжает он, - исполняют уже знакомые нам бродячие гимнасты. Они работают под куполом цирка без сетки. В стереофонических динамиках должна звучать при этом музыка, похожая на реквием... Труднейшие номера! Может быть, тройное сальто-мортале или два с половиной с пируэтом, исполнявшееся когда-то мексиканскими гимнастами Кадонас в кинофильме "Варьете". А потом падение, катастрофа... Рев толпы в динамиках... Полицейские свистки...
Теперь Анатолий Георгиевич уже представляет себе, какое захватывающее повествование могут составить эти разрозненные сценки. Какими звуковыми и световыми эффектами можно их оформить, какими деталями обогатить.
- А потом пламя революции, - не вытерпев, продолжает за Елецкого Антон Мушкин. - Фрагменты из цирковых пантомим тех лет: "За красный Петроград", "Махновщина", воссоздание образов знаменитых цирковых артистов: Дуровых, Лазаренко, Труцци, Эйжена, Бим-Бомов... И не обязательно все на манеже. Многое можно снять на пленку и демонстрировать на куполе цирка. Осуществление антигравитационного эффекта Ильи Андреевича даст нам возможность освободить его от значительной части подвесной аппаратуры и превратить в огромный экран. А сочетать действие на манеже с демонстрацией кинопленки можно по принципу чехословацкой "Латерны магики".
Все это время Анатолий Георгиевич, сосредоточенно листавший альбом Елецкого и казавшийся равнодушным ко всему тому, что говорили молодые энтузиасты, встает вдруг с дивана и решительно произносит:
- Стоп! Вы меня убедили! И даже не столько вашими речами, сколько рисунками Юры. Тут есть за что ухватиться. Особенно в разделе "Цирк будущего". В нем есть, однако, очень уязвимое звено - зависимость всего аттракциона от осуществления эффекта антигравитации. А что, если он почему-либо не осуществится?
Анатолий Георгиевич вопросительно смотрит на Елецкого и Мушкина, будто от них зависит осуществление этого эффекта.
Отвечает ему Маша:
- Он осуществится, Анатолий Георгиевич!
Маша произносит это с такой убежденностью, что не только главный режиссер, но и братья ее невольно улыбаются.
- Ну что же, если так, то я буду только рад этому, - заключает Анатолий Георгиевич.
Накануне Нового года у Ирины Михайловны возникает идея пригласить к себе Анатолия Георгиевича, Зарницыных, Елецкого и Мушкина. Ни Андрей Петрович, ни Илья ничего не имеют против этого. А Михаил Богданович просто в восторге от такого замысла.
- Прямо-таки гениальная идея! - радостно восклицает он.
...И вот Зарницыны с Юрием и Антоном прямо из цирка спешат теперь к дому Нестеровых. Анатолий Георгиевич обещает прийти попозже, ему нужно хоть часок провести вместе с теми актерами, которые встречают Новый год в цирке.
- А знаете, страшновато как-то идти к этим физикам, - поеживаясь в своем демисезонном пальтишке, признается Мушкин.
- Ну, если уж вам страшно, каково же нам? - смеется Маша. Ей, однако, очень хочется побывать в доме Ирины Михайловны.
Дверь им открывает Илья. Он выглядит весьма элегантно. Здоровается, как со старыми друзьями. Долго держит руку Маши и шутит:
- Вы непременно должны свести с ума всех моих друзей-физиков. Особенно Леву Энглина.
- А вот этого я как раз и не умею, - смущенно улыбается Маша.
- Потому-то и покорите их всех, - обнимает ее подошедшая к ним Ирина Михайловна. Опытным женским глазом она мгновенно оценивает Машин туалет и с удовольствием отмечает ее хороший вкус. - Идите же, я познакомлю вас с моим мужем.
Худощавый, подтянутый, моложавый, с умным строгим лицом, Андрей Петрович совсем такой, каким и представляла себе Маша большого ученого.
- Илья с Ириной Михайловной мне о вас много говорили, а вы, оказывается, еще прекраснее, - произносит Андрей Петрович без улыбки, и Маша не может понять, шутит он или говорит серьезно.
И она, тоже не улыбаясь, отвечает ему:
- А я хочу вам честно признаться - нет для меня более неприятного разговора, чем...
- Ну-ну, голубушка! - торопливо подбегает к ней Михаил Богданович. - Не надо быть такой серьезной. Идемте-ка лучше к физикам, - может быть, в вашем присутствии они переменят тему разговора. Я тут с ними уже полчаса, и они все время развлекали меня рассказами о "соотношении неопределенностей" и "сохранении странности". И вы думаете, что я слышал тут о ком-нибудь еще, кроме Дирака, де Бройля, Юкавы, Гейзенберга и Шридингера? Даже Эйнштейн их уже не интересует.
Смущенно улыбаясь, Маша протягивает по очереди руку трем приятелям Ильи и двум друзьям Андрея Петровича с их женами.
- Ты должен их простить, дедушка, - защищает своих гостей Илья. - Они ведь к нам прямо с научной дискуссии.
- А теперь мы постараемся начисто забыть все науки, смеется кто-то из друзей Ильи, - и целиком переключимся на...
- Стоп! - властно хлопает ладонью по столу Ирина Михайловна. - Переключать вас буду я. Разве вы забыли, что мы собрались для того, чтобы встретить Новый год? Прошу всех в связи с этим посмотреть на часы. Видите - уже без пятнадцати двенадцать. А ну-ка быстренько к столу!