Читаем В спальне с Elle (СИ) полностью

— Нет, конечно! Я бы часть dh’oine на полукровок заменил, и в итоге никуда бы не поехал. Мне, между прочим, если ты вдруг не заметил, плащ порвали и сапоги почти с меня сняли. С коня хотели стащить. Я специально покажусь Его Величеству в таком виде, чтобы он понял чем рискует, давая мне такие задания. Пусть решает, что ему дороже: горстка рабов или лучший меч Тир на Лиа.

«…который боится народной любви, бессмысленной и беспощадной». Так подумал правая рука Эредина, навигатор Красных Всадников и Золотое Дитя Карантир, но вслух ничего не сказал.

***

Небо потемнело, когда из-за горизонта, клубясь, вдруг вывалились тяжелые тучи.

Гуляющий по чистому, заснеженному полю ветер взвыл, словно неупокоенный призрак.

А люди — числом их было где-то под сотню, мужчин, женщин и детей в совсем не зимних одеждах — люди стояли посреди бескрайнего, холодного Нигде и, не отрываясь, смотрели на горизонт. Смотрели, как по небу несется кавалькада всадников-мертвецов.

Люди смотрели и плакали. Рвали на себе легкие одежды. Падали в снег. Проклинали судьбу. Желали себе скорой смерти.

Всадники мчались по небу. Не оглядываясь. Оставляя за собой лишь призрачный и неверный след.

========== Кара Небесная ==========

Комментарий к Кара Небесная

Не сказка, но быль.

И было это в дни древние, времена незапамятные. Проснулся как-то поутру бывший командир Дикого Гона Эредин у себя в доме на Острове Яблонь, где он проживал уже несколько лет со женою своею Цириллой Фионой Элен Рианнон, Владычицей Пространств и Времен, и с их семерыми детьми; спустился он из спальни в холл, смотрит — а там воды аж по щиколотку. И молвил Эредин, почесывая затылок:

— Цирька, слышь? А че это у нас потоп-то в гостиной? Ты опять, что ли, кран не закрыла? Или это кто из мальцов наших? Выясню кто — уши надеру!

И, разлепив глаза, ответила Цирилла мужу своему Эредину, ответила ему непечатным слогом. Накинула халат и спустилась вниз. Смотрит — а там, и правда, воды немеряно.

И почуяла Цирилла неладное и вышла в сад, смотрит — и в саду воды по колено. Все корни у яблоневых дерев подгнили, листья почернели, плоды опали. И повернулась Цирилла к мужу своему Эредину и обратилась к нему и сказала:

— Говорила ж, не надо было Белый Хлад трогать, нарушать природный баланс, так скать. А это терь чё? Глобальное потепление нагрянуло?

И ответил ей муж ее Эредин:

— Не, Цирь, это ты бред щас какой-то сказала. У нас на острове и теплозащита, и вообще условия райские. Да и повышения температуры я не чувствую. Тут что-то другое, иного рода катаклизьм.

И ответила Цирилла Эредину:

— Ну здрасти приехали. Только нормально з'aжили, опять двацпять. Снова, что ли, мне мир спасать?

И тогда собрались Эредин с Цириллой в путь, а семерых детей своих на деда Геральта с бабкой Трисс оставили.

Долго ли коротко ли они блуждали, но привела их нелегкая в мир погибший, затопленный, пустой. Смотрят Эредин и Цирилла, а посреди окияна гора возвышается. А гора та была не из камня да песка, а из книг огроменных да свитков рукописных. А на вершине горы сидел Древний Днями старец Авий, молодой лицем и удрученный сердцем. Сидел, значится, на всей этой груде подгнивших знаний и плакал. И стекали слезы его в окиян, и вода оттого все прибывала.

Взобрались Эредин и Цирилла на гору ту и спрашивают:

— Эй, Авик, а ты чё рыдаешь-то? Всю Спираль уж затопил, аж до Авалона дошло. У нас в гостиной слез твоих по колено.

И ответил младой лицем и удрученный сердцем Авий:

— Я все по судьбам мира пл'aчу, рыдаю и тоскую.

И ответил ему Эредин:

— Авик, тебе чего, больше делать нечего? Ты давай эту хрень прекращай, а то от твоего сострадания миру гибель грозит.

И ответил Авий:

— Я добр и сострадателен, не могу прекратить.

Так сказал Авий и достал из-за пазухи дуду.

Посовещались Эредин с Цириллой и решили: мир надобно любой ценой спасать — успокоить и отвлечь святого старца от тяжелых дум его.

Думали-думали, как это сделать, и наконец придумали. И сказал Эредин жене своей Цирилле:

— Ты у нас Владычица, ты мир и спасай.

И обнялись супруги напоследок, а от плача воздержались — дабы ситуацию не усугублять.

И отправился Эредин обратно в одиночестве домой. А может, и не домой — об этом история умалчивает. А бывшая жена его Цирилла, Владычица Пространств и Времен, осталась подле старца Авия, младого лицем и удрученного сердцем, чтобы его развлекать.

И затворились окна небесные, и перестала вода прибывать. Так спасла Цирилла мир от Великого Потопа, пожертвовав собой, а Древний Днями Авий с тех пор плачет по четвергам, и то только лишь по привычке.

========== Ножны ==========

Комментарий к Ножны

Рейтинг R+, селфцест, кинк, UST

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство