Читаем В спальне с Elle (СИ) полностью

Цири не дала ему договорить, но вместо этого обвила руками его шею и накрыла его рот своим. И нутро отозвалось, немного болезненно, но однозначно сладко. Оно хотело, и хотело сейчас, немедленно. Аваллак’х не стал заставлять себя упрашивать, ловко подхватил Цири под бедра и усадил ее на краешек стола. Она раздвинула колени и обвила ногами его талию.

Поцелуев, даже самых страстных, для исполнения Предназначения оказалось недостаточно. Рывком Аваллак’х ослабил на Цири поясок, сорвал с нее штаны вместе с исподним и, глядя на ведьмачку как-то хищно, погладил ее сначала снаружи. Цири вздрогнула и застонала, шире раздвигая перед знающим ноги. Одним указательным пальцем он начал ласкать ее изнутри. Цири всхлипнула, легла на столешницу, изогнулась, подаваясь навстречу уже двум пальцам.

— Расстегни корсет, пока я занят.

Дрожащими руками Цири разомкнула крючочки, развязала завязки на блузке. Эльф тем временем присел обратно на кресло, склонился над Цири. Она вскрикнула, как только ощутила прикосновение его языка. Вскрик протянулся в стон, который теперь срывался с ее губ при каждом выдохе.

— Аваллак’х! Аваллак’х…

— Ты меня звала? — он переместился выше, целуя ее сосок.

— Мне нужно… нужно…

— Предназначение? — первый раз улыбнулся он.

— Ага, оно самое.

— Хорошо. Да будет тебе известно, слово Предназначение изначально произносилось иначе. Передниззначение.

— Что? — не поняла Цири, тщетно пытаясь выровнять дыхание, пока его пальцы продолжали ласкать, а губы исследовали ее шею.

— ПередНизЗначение.

— Это еще что такое?

— Перед Низ Значение, — произнес знающий по слогам.

— Аваллак’х, ты шутишь?

— Нет, — прошептал он, едва сдерживая ухмылку. Взяв Цири за руку, прижал ее ладонь к своей груди. — Это перёд… А это низ переда. А если использовать все это по назначению, ты выйдет…

— …Предназначение, — выдохнула Цири, сжимая руку.

— В данный момент Предназначению весьма тесно.

— Ну так и освободи его.

Потянув за завязки, Аваллак’х приспустил штаны. Притянул Цири ближе к себе. Со стола на пол посыпались стопки бумаг и, шмякнувшись о каменную плитку, разбилась чернильница. Ни эльф, ни Цири не обратили на это внимания.

— Аваллак’х, я хотела тебе сказать, пока не поздно…

— Быстрее, а то еще чуть-чуть и будет поздно.

— Все, с кем я пыталась исполнить… Предназначение, они все… как бы умерли.

— Мне столько лет, что уже все равно.

Медленно, осторожно он подался вперед. Зашипев, Цири подавила желание свести ноги обратно.

— Больно…

— Меч Предназначения, чего ты ожидала?

— Это ты всех dh’oine вот так режешь?

— Нет, не всех. Только тебя. Мне прекратить?

— Нет, просто управляйся с «мечом» осторожно.

Небрежно столкнув со стола очередную мешающую ему кипу бумаг, Аваллак’х склонился над Цири. Прикусив мочку его уха, она сжала ноги крепче. Целуя шею ведьмачки, эльф нежно поглаживал ладонями ее бедра, пока хватка ее снова не ослабла. Закрыв Цири рот поцелуем, чтобы заглушить ее стоны и хоть как-то контролировать свои действия, Аваллак’х возобновил фрикции, постепенно наращивая амплитуду и темп. Цири судорожно схватила его за бедра, понуждая его входить глубже; откинула голову, застонав громче прежнего. Сообразив, что сдерживаться он больше не сможет, да и Цири было уже все равно, Аваллак’х позволил себе на минуту-другую забыть, что раньше ведьмачка не знала мужчины. Как и не знала своего Предназначения.

Последним со стола полетело массивное малахитовое пресс папье, выполненное в виде плывущего по спокойной воде лебедя. При падении у лебедя откололось крыло и переломилась тонкая шея.

Вжавшись в Цири бедрами, оперевшись на локти, Аваллак’х нежно и обстоятельно целовал ведьмачку в губы. Постепенно и его, и ее дыхание выровнялось, но размыкать объятия любовники не спешили.

— Страшная, оказывается, вещь — Передниз-значение, — хихикнула она.

— Неумолимое, — прошептал знающий. — И накрывает с головой.

— И… что теперь?

— Ничего ужасного. На самом деле, я бы провел над тобой еще пару экспериментов, но уже не здесь. Есть места более удобные. Если ты не против.

Усмехнувшись, Цири уткнулась носом ему в грудь.

— От тебя спиртом несет, — внезапно нахмурилась. — Кстати, а если вдруг Ауберон передумает и решит снова попробовать?

— Боюсь, это невозможно. Тот, кто попадает в мою лабораторию, выходит из нее только тогда, когда я скажу. Нельзя же эксперимент на самом интересном месте приостанавливать.

— А сколько он еще будет длиться?

— Хм, дай подумать… Вообще-то я достаточно типичный Elle, и никогда не спешу.

========== Цена Свободы ==========

Скрипнув покосившейся дверью, Филька высунул нос из хаты. Снаружи холод собачий и скрипучий февральский мороз. Из-за жидких облаков одним бочком выглянуло солнце, яркое, но ни в какую не желавшее прогревать воздух. Слежавшийся снег плотной коркой облеплял промерзшую до основания землю. Картина была почти идиллическая, застывшая, словно скованный льдом родник.

Накинув на плечи потертый тулуп и натянув на ноги валенки, Филька вывалился из хаты. Примостился на завалинке, втянул крупным красным носом стылый воздух. Хорошо-то как.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство