В споре с Толстым. На весах жизни

Извините пожалуйста, что я прибегаю к письму, чтобы сообщить Вам, как я исполнил последние Ваши поручения: сейчас я очень занят и потому не мог надеяться успеть сходить завтра в Ясную.

Прилагаю здесь Ваш перевод письма Л. Н. к Трегубову. Перевод не исправлен мною. Но здесь же Вы найдете и оригинал, т. е. русский подлинный текст этого письма, которое удалось найти у Чертковых. Текст этот значительно разнится от Вашего перевода, и я решил просто списать его и послать Вам, не исправляя по нему перевод.

«Юбилейного» письма Л. Н. у Чертковых нет.

О первом письме Вашем ко Льву Николаевичу Александра Львовна сообщила мне, что письмо это было утеряно в Шамардине. Вот – все, что Вы мне поручали сделать.

С искренним приветом и уважением Вал. Булгаков.

3. В. Ф. Булгаков – С. А. Толстой

26 мая 1911 г. Томск

26 мая 1911 г.

Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна,

вместе с этим письмом я посылаю на Ваше имя в Ясную Поляну 6 экземпляров моего дневника «У Л. Н. Толстого в последний год его жизни»: Вам и пяти Вашим и Льва Николаевича сыновьям. Не зная точно их адресов, я решил, что, бывая в Ясной Поляне, они захватят здесь каждый свой экземпляр. Мне доставляет огромное удовольствие послать Вам и сыновьям Л. Н. эту книжку, и я буду очень рад, если она воскресит в Вашей памяти некоторые моменты дорогой всем нам жизни Льва Николаевича.

Простите, Софья Андреевна, что я так долго ничего не давал Вам знать о себе. Внешнее положение мое все оставалось невыясненным. Я отказывался от воинской повинности. Для меня это неожиданно кончилось благополучно: по близорукости моей, меня освободили от военной службы навсегда.

Заявление об отказе в конце концов игнорировали. Потом я жил некоторое время на хуторе одного знакомого – сельского хозяина и работал, но, по некоторым причинам, недавно уехал оттуда. Теперь я нанял комнатку в лежащей поблизости от Томска деревне и думаю провести здесь лето, если не зиму, и, не занимаясь ничем в особенности, просто отдохнуть и сосредоточиться мыслями. У меня сейчас большая потребность в уединении, что понятно, так как в сущности теперь только я вступаю в жизнь, освободившись от всяких обязательств перед другими людьми. Хочется основательно еще подумать, что же мне делать, какая из всех дорог моя самая настоящая…

Простите, что сразу заговорил и наговорил так много о себе…

Не перестаю очень часто вспоминать о Вас, многоуважаемая София Андреевна. Собственно, всякое воспоминание о Ясной Поляне и о Льве Николаевиче связано и с воспоминанием о Вас. И не подумайте, чтобы при этом я мог питать другое чувство, кроме любви и глубокой благодарности Вам за ту большую долю испытанного мною великого счастья жизни у Вас, которая зависела от Вас.

Как бы ни различно понимали мы наши обязанности по отношению ко Льву Николаевичу, я не слепой, чтобы не видеть, что наша любовь к нему, – вероятно, большая у Вас, чем у меня, – связывает нас и, после смерти Льва Николаевича, объединяет.

Я думаю, что Вам сейчас очень тяжело, наверное тяжелее, чем кому бы то ни было из любивших Льва Николаевича и потерявших его. Пожалуйста не думайте, что Вы совершенно одиноки в своем горе и что Вашего горя не понимают и не сочувствуют Вам. Во всяком случае, я не с такими. И пожалуйста, Софья Андреевна, что что бы то ни случилось, я не перестану быть душевно преданным Вам и искренно уважающим Вас

Вал. Булгаковым

Томск, Духовская ул., д. 34, Гвинейской.

4. С. А. Толстая – В. Ф. Булгакову

1 июня 1911 г. Ясная Поляна

1 июня 1911 г.

Дорогой Валентин Федорович,

Очень была рада получить от вас письмо. За книги благодарю, но они еще до меня не дошли. Я уже прочла вашу книгу, и много плакала, когда передо мной воскресало тяжелое, последнее время жизни Льва Николаевича. До самой моей смерти я не перестану горевать и раскаиваться в том, что не сумела преодолеть своих чувств и не смирилась перед тем, что Лев Николаевич стал любить так пристрастно этого злого, хитрого и глупого Черткова, а ко мне так внезапно и болезненно для меня переменился. Любя своего мужа, я должна была перенести свое несчастье, предоставить ему любить, кого он хочет. Но и теперь, оглядываясь назад на то безотрадное время, я вижу, что в том болезненном и скорбном состоянии, в котором я была, – я не могла преодолеть своих чувств. Когда Лев Николаевич мне говорил, что Чертков самый близкий ему человек, я затыкала уши, убегала и плакала. Ведь 48 лет этим самым близким человеком была я.

Живу и занимаюсь только тем, что так или иначе касается моего покойного мужа. Была в Петербурге, с болью сердца, по просьбе сыновей, продавала Ясную Поляну. Правительство, по-видимому, ее купит¹.