В СССР геев не было!

В глазах Бори понимания не отразилось, а вот злобы было хоть отбавляй. Неизвестно, чем бы закончился их спор, если бы Галя не привела Ярослава. Он услышал только последние фразы, но все равно посмотрел на Михаила разочарованно-растерянно и покачал головой.

– Я, наконец, нашел нам гармошку! – громко объявил Слава, привлекая внимание толпы. – Борь, сыграешь нам? Народ просит частушки!

Слова подействовали сродни заклинанию, и Борис тут же переключился из режима «бить-убивать» в режим «развлекаться-бухать». Галина, подхватив брата под локоть, увела его к крыльцу дома, где лежала гармонь, и через пару минут зазвучала всем знакомая мелодия, а Боря грубым голосом запел похабные куплеты.

– Миш, пойдем, – Ярослав сжал плечо Гайдука, чтобы привлечь его внимание, и быстро вышел за ограду.

Михаил последовал за ним без лишних слов. После милого «дружеского» разговора со старшим братом Славы у него в крови бурлил адреналин, а пульс никак не хотел приходить в норму. Так что Миша просто бездумно шагал за любимым, следуя в густых сумерках за яркой рыжей макушкой, словно корабль за маяком. В лицо выдохнул ветер, принесший с собой запах рыбы и стоячей воды. Михаил даже не заметил, как они прошли через всю деревню и оказались на набережной озера у заброшенного пирса. У качелей-лодочек.

Сумерки быстро сгущались, отставляя после себя чернильную темноту. Дневная жара спала, но все еще было приятно тепло. Удивительно, как повезло с погодой в конце августа. Михаил подошел к качелям и легко толкнул их. Петли заскрипели, но, к счастью, почти сразу перестали.

– Наверное, мне нужно извиниться? – спросил Миша, не чувствуя раскаяния.

– Извиниться?

– Ну да. Перед тобой за то, что чуть не испортил праздник и вынудил вмешаться в конфликт. Перед твоим братом за то, что…

– Эта пьяная морда даже не вспомнит ваш разговор, – перебил Ярослав, остановил качели, залез внутрь и сел на одну из лавочек, указав Мише на противоположную.

– Хм. Ну ладно.

– А вмешался я, чтобы эта дура не врезала тебе сгоряча, – Слава оттолкнулся ногой, когда Миша сел. – Ты красивый. А он мог бы тебе нос сломать.

Петли качели больше не скрипели. Лодочка медленно летела сначала в одну сторону, затем обратно. Михаил видел Ярослава не очень хорошо, только силуэт: хотя было безоблачно, луна и звезды были скрыты за кронами деревьев, растущих вдоль берега. Но все равно постарался запечатлеть этот момент в памяти настолько хорошо, насколько мог.

Вот если бы Миша был художником, то вид, как с ним на качелях качается само совершенство, был бы его любимой темой для рисунков. Волосы у Славы снова отросли за лето, и теперь ветерок бережно их трепал. Голова парня была опущена, он о чем-то задумался, но Михаил не собирался нарушать атмосферу и просто ждал, когда Ярослав решится заговорить о том, что его тревожит.

– Знаешь такое чувство, когда одновременно что-то любишь и ненавидишь? – спросил Ярослав, подняв голову как раз в тот момент, когда Миша был наверху, а Слава – внизу.

Слабый свет небесных светил блеснул в его глазах, делая его еще более неземным, еще более недосягаемым. А, казалось бы, так просто – протяни руку и возьми. Но у них «просто» никогда не будет.

Из-за вопроса Миша напрягся, но все же кивнул, и Ярослав продолжил говорить:

– У меня так с моим днем рождения. Я люблю этот праздник. Много вкусной еды, все тебя поздравляют и дарят подарки, а потом еще танцы и музыка… Я очень люблю музыку.

– Ты вроде говорил, что ходил пару лет в музыкальную школу? – Гайдук очень надеялся, что ничего не перепутал: Слава редко рассказывал о себе, и было сложно запомнить какие-то факты из его биографии, когда они были упомянуты всего один раз мимоходом.

– Три года, если быть точным. Но потом я бросил и уже самостоятельно учился играть на гитаре и гармони. Девушкам нравится…

– Парням тоже, – с улыбкой добавил Миша. Он не был уверен, что Ярослав видит его выражение лица, но по интонации он мог понять намек.

Слава усмехнулся и качнул лодочку сильнее.

– Но еще я и ненавижу этот день. Все говорят, что я не сын своего отца, – Смирнитский, который, вероятно, должен носить другую фамилию, взъерошил ненавистные волосы. Единственный рыжий в семье русоволосых. – И день рождения, как напоминание, что я своей семье, как кость в горле.

Михаил промолчал. Они раскачивались все сильнее, все выше, наклонами тела помогая качели увеличивать амплитуду движения.

– Знаешь, какое у нас есть устоявшееся выражение? В семье не без Ярика. Это значит, что кто-то в семье всегда не такой, как надо. Я не смог стать таким, каким меня хотели видеть, – Ярослав крепко ухватился за качели обеими руками. – Я не красивый, не компанейский. И я не послушался их: уехал в город и на следующий год собираюсь пойти работать по распределению, а не возвращаться в деревню, чтобы чинить соседям розетки и выключатели за десяток яиц или литр молока! Они совершенно иного ждали от меня, а я…

– А разве ты им что-то должен? – с не скрываемой злостью спросил Михаил.