В СССР я повидал все

В тот же день меня вызвали к начальнику школы. Он был родом тоже с Украины. Показав мне довольно толстую папку с документами о совершенном мной преступлении, он сказал:

– Этого достаточно, чтобы посадить тебя на пять лет.

Я попытался оправдываться:

– Но дежурный много раз заставлял меня перемывать лестничную площадку, а мне пора было идти отдыхать. При этот он мне разбил губу до крови. А я ему ничего не разбил.

Начальник посмотрел на меня каким-то странным взглядом. Потом он подошел ко мне и, проведя рукой по моему плечу, как-то по-отечески сказал:

– Эта куртка тебе мала. Скажи старшине, что я приказал выдать тебе другую.

Я ушел от него, даже не представляя, что меня ожидает впереди.

Когда батарея построилась на вечернюю поверку, старшина вызвал меня из строя и объявил мне пять нарядов вне очереди за физическое оскорбление начальника. Я облегченно вздохнул – отдавать меня под суд не стали.

Наказание я должен был отбывать на свинарнике. Это место работы считалось самым трудным и грязным. Все курсанты школы боялись его как огня. Но в действительности работа там оказалась самой легкой и чистой из всех работ, которые курсанты выполняли в нарядах. Три раза в день надо было отвезти туда пищевые отходы, накопившиеся на кухне, и вывалить их свиньям. Это занимало каждый раз не более 30 минут. То есть, из 24-х часов наряда надо было поработать, причем не очень напряженно, всего полтора часа. К тому же у меня там было еще 2 напарника, которые тоже попали туда за какие-то нарушения. Это еще больше облегчало работу.

Так много свободного времени, как на свинарнике, у меня ни разу не было за все 6 месяцев моей службы в армии. С учетом того, что, находясь на кухне, я мог питаться самыми лучшими продуктами и в очень больших количествах, мое наказание в итоге обернулось для меня поощрением. За эти 5 нарядов я значительно поправился.

Парни, с которыми я работал на свинарнике, были родом с Украины. Все свободное времени, которое у нас там было, мы бродили по весеннему лесу и рассказывали какие-нибудь истории. От парней я узнал, что в их городе часто бывали массовые беспорядки из-за неправильных действий властей. Это оказалось для меня несколько неожиданной новостью, так как в моем Борисоглебске я ничего подобного не наблюдал. Таким образом, уже в то время Украина была настроена весьма революционно.

Один раз к нам пришел начальник свинарника в звании майора. Он сказал, что пора хряка вести к свинкам. Мы пинками загнали это животное по назначению. Он выбрал себе одну свинку и полез на нее. Свинка была маленькой, а пол в свинарнике скользким. Лапы у свинки расползлись, и она упала – хряк рухнул на нее. Майор заорал:

– Задавит, задавит! Гоните его на место!

Мы выполнили этот приказ.

Звание сержанта мне, конечно, не присвоили. В качестве дополнительного наказания за драку меня направили для прохождения дальнейшей службы в подразделение, где свирепствовала самая жестокая в нашей ракетной армии дедовщина. Эта была пресловутая одиннадцатая площадка.

На эту площадку вместе со мной отправились еще два неудачника, не получивших звание сержанта. Это были украинец Миша и азербайджанец Фельяр. Миша отличался высоким ростом и очень страдал от недостатка еды. Может быть поэтому он был чрезвычайно ленив. Фельяр плохо говорил по-русски. Но он был прекрасным парнем. В школе сержантов я немного дружил с ним. После работы на свинарнике я поправился, и Фельяр, дружески хлопая меня по животу, говорил:

– Ах, Игорюш, животик!

Мы прибыли на одиннадцатую площадку и вошли в казарму того подразделения, где нам предстояло служить. Казарма, если не считать дневального у тумбочки, была абсолютно пуста – весь личный состав подразделения находился на комплексе. Комплексом называлось тренировочное занятие, в процессе которого учебная ракета устанавливалась на стартовый стол, заправлялась боевым топливом и нацеливалась. В завершении тренировки имитировался ее пуск. Дневальный никакой враждебности к нам не проявлял. Поэтому нам ничто не мешало включить телевизор и смотреть его. И мы это сделали.

Вскоре за стеной казармы послышались мощные удары солдатских сапог по асфальту и необычайно громкое пение строевой песни. Наше подразделение вернулось с учений. Первыми в казарму, выкрикивая ядреные выражения, ворвались деды. Увидев, что мы смотрим телевизор, один из них прокричал:

– Вот это борзость!

Я ближе всех сидел к выходу, поэтому мне и досталось больше всех. Получив несколько ударов ногой, я упал с табуретки. В голове у меня пронеслось: «Встать и драться с ними!» Я поднялся, но драться не стал.

Так началась моя жизнь в условиях дедовщины. В Советской армии солдат становился дедом, отслужив полтора года. В том подразделении, куда я попал, деды не работали – работу за них выполняли все остальные солдаты, не отслужившие полтора года и по статусу относившиеся к молодым. Деды только резко и грубо покрикивали на них. Нередко дед бил молодого солдата кулаком или ногой, сопровождая свои действия окриком:

– Оборзел!