На каждого прапорщика, кроме меня, у начальника колонии имелось досье, то есть материал, порочащий этого прапорщика. Как правило, этот материал представлял собой различные факты связи прапорщика с зеками, а также совершенные им на зоне кражи. Вместо того, чтобы благодарить меня за честную службу, начальник колонии дал указание оперативникам поймать меня на связи с зеками.
Эти оперативники лихорадочно задействовали всю свою агентуру, и в итоге начальнику колонии сообщили заведомо ложную информацию о том, что я вроде бы связан с зеком, который работает библиотекарем.
Была в деталях разработана операция по поимке меня с поличным в библиотеке колонии. В этой операции основная роль отводилась самому начальнику колонии.
В день этой операции я заступил на дежурство по жилой зоне и, согласно маршруту своего передвижения, зашел поочередно в школу, столовую и прачечную. Следующей была библиотека. Зайдя туда я, как положено, спросил у библиотекаря, все ли в порядке. Он ответил утвердительно. В этот момент из-за книжного стеллажа вышел начальник колонии и с довольным выражением на лице сказал мне:
– Вот ты и попался!
Подоспевшие офицеры из администрации колонии отвели меня на вахту. Там меня уже ждал командир нашей роты, перед этим заранее предупрежденный о готовящейся против меня операции. Мы стали ждать результатов обыска, проводившегося на рабочем месте библиотекаря.
Как и следовало ожидать, этот обыск ничего не дал. Операция руководства колонии против меня, так тщательно спланированная и довольно умело проведенная, с позором провалилась. Командир роты, ожидавший чего-то действительно серьезного, встал и ушел, не довольный, что его зря потревожили.
Взбешенный неудачей начальник колонии приказал библиотекарю написать на меня ложный донос. Но зек категорически отказался это делать. За это он был в последствии переведен на самую тяжелую работу грузчиком. Таким образом, этот честный человек добровольно подверг себя страданиям, чтобы спасти меня от серьезных неприятностей. А может быть, он сделал это оттого, что не желал обременять свою совесть подлым поступком.
Последний год моей службы на зоне оказался для меня очень тяжелым. Во время ночного дежурства каждый прапорщик несколько раз обходил вокруг зоны по КСП. В зимнее время это было ужасно трудным испытанием, особенно при ветре, морозе и снегопаде. Зона располагалась на некоторой возвышенности, и поэтому продувалась ветрами со всех сторон. Пройдя вокруг зоны при ветре и морозе, прапорщик обязательно обмораживал себе лицо. Спустя несколько дней после этого кожа на лице облазила, как после солнечного ожога. При снегопаде тропинку, по которой шел прапорщик, заносило снегом высотой порой до пояса. Передвигаться по такому глубокому снегу было чрезвычайно трудно. В тот последний год своей службы, обходя зону по КСП, я часто останавливался, прислоняясь к столбу ограждения, и в отчаянии думал: «Я не в силах этого выдержать! Надо увольняться с зоны!»
Приближался день окончания моего служебного контракта. Передо мной стоял выбор – продолжать службу на зоне или увольняться. С учетом срочной службы, к тому времени я прослужил в армии уже 8 лет. Конечно, надо было продолжать службу в армии – если не на зоне, то по крайней мере в другом месте, например, в авиационном училище.
Служба на зоне отличалась непомерными тяготами – прапорщики, служившие там, умирали один за другим, не дожив и до 40 лет. Вдобавок к этому, руководство колонии систематически терроризировало их. Да и добираться до зоны было очень далеко и сложно.
В конце концов я решил по окончании контракта перейти на службу в авиационное училище. Однако по неопытности я допустил непростительную ошибку – надо было подать рапорт о переводе в это училище, чего я не сделал.
За месяц до увольнения с зоны я съездил на аэродром училища и побеседовал с руководством аэродромной службы. Там мне показали, как прапорщики этого подразделения быстро разбирают и собирают истребитель МИГ-21 – это впечатляло. Офицер, проводивший со мной беседу, заявил мне, что я вполне подхожу им. Он сказал, что как только я уволюсь с зоны, они меня сразу примут на службу в свое подразделение в качестве техника-электрика.
Обрадованный, я позже рассказал об этом своим товарищам по службе. Они, как и всегда, шутили:
– Если тебя зеки не убили на зоне, то в авиаучилище тебя убьет током.
И вот наступило 30 ноября 1982 года – срок моего контракта истек. Однако приказа о моем увольнении не было. С этого дня я перестал выходить на службу, но денежное содержание мне продолжали начислять.
Приказ о моем увольнении вышел только 1-ого января 1983 года. Для прохождения процедуры увольнения я поехал в штаб полка в Воронеж. Там я получил свое денежное содержание за последний месяц (когда я только числился на службе, но на нее не выходил) и в добавок к этому еще двойной оклад, полагавшийся по окончании службы.
Как и по окончании срочной службы, я сел в вагон поезда и, вполне довольный и счастливый, поехал в родной Борисоглебск.