В СССР я повидал все

Служба на зоне оставила в моей душе, пожалуй, самый глубокий след. До сих пор мне часто снится, что я возвращаюсь служить на зону. Я надеваю галифе, мундир, сапоги, тяжелую шинель и даже один раз выхожу на службу – там опять зеки, ШИЗО и т.д. Но потом я перестаю ходить на службу. Проходит неделя, другая. Меня мучает совесть: «Как там ребята обходятся без меня?» От сильного волнения я просыпаюсь.

X

Вернувшись в Борисоглебск, я на другой день отправился в авиаучилище устраиваться на новое место службы. Там у меня приняли документы и попросили подождать в вестибюле. Ждать пришлось очень долго.

Наконец, офицер, занимавшийся моими документами, с холодным выражением на лице вернул их мне и сказал:

– Мы не можем принять вас к нам на службу.

Это решение было полнейшей неожиданностью для меня. Я сразу же попытался его оспорить:

– Но ведь ваш офицер обещал мне, что меня обязательно примут.

В ответ прозвучало:

– Вам надо было получить от него письменные гарантии.

Мне ничего не оставалось, как в совершенно расстроенных чувствах покинуть территорию авиаучилища.

Как я узнал позже от одного офицера, служившего на зоне, из авиаучилища несколько раз звонили начальнику колонии, но долгое время не могли его застать на месте. Когда, наконец, им это удалось, то они попросили его охарактеризовать меня по службе. Начальник колонии резко ответил:

– Этот прапорщик – подлец, мерзавец и сволочь.

Такой страшный приговор он вынес мне потому, что абсолютно не чувствовал за собой какой-либо ответственности за сколько угодно циничную ложь обо мне. Его начальство никогда не упрекнуло бы его в этой лжи, а его собственная совесть в тот момент предательски молчала. А ведь он был одним из тех коммунистов, которые в то время кичились тем, что они являются «честью и совестью эпохи». С удивительной легкостью сломав мне мое будущее, этот человек, наверно, даже не предполагал, что я могу каким-то образом отомстить ему за это. Да, в своих потаенных мыслях я уже готовил ему жестокую расправу. Но в реальность свои намерения я, конечно, не воплотил.

Вскоре начальника колонии перевели в Воронеж на повышение. Он умрет в 56 лет от инфаркта. Через 15 лет после этого, точно в таком же возрасте у меня тоже будет инфаркт – но я чудом выживу.

Получив отказ в авиаучилище, я, недолго думая, распрощался с военной службой и в январе 1983 года устроился гражданским электромехаником в войсковую часть по соседству с этим училищем. Эта часть была довольно солидным оборонным предприятием, там работало большое количество рабочих. В простонародье это предприятие называлось Рем-базой.

В то время, с некоторой гордостью шагая в толпе рабочих на работу и обратно, я вполголоса напевал:

– Идут хозяева земли, идет рабочий класс.

Тогда мне показалось, что работать легче, чем служить.

Мне нравилось, что работать надо было только в дневную смену. Положительным фактором являлось и то, что у рабочих существовало гарантированное время на обед, а для обеда – неплохая столовая.

Обеденная процедура в нашем цехе протекала следующим образом. За несколько минут до обеденного перерыва все рабочие выходили из цеха и начинали толпиться у белой линии, проведенной поперек дороги у входа в цех. Потом звучал звонок на обед, и вся эта огромная толпа с криками и свистом бежала довольно длинную дистанцию от цеха до столовой. Нередко кто-то из них падал, и толпа безжалостно пробегала по несчастному, нанося ему серьезные травмы.

Однажды Рем-базу посетила военная делегация из восточной Германии. Немецкие офицеры, пообедав в нашей столовой, вышли и сели в курилке рядом с ней. Вдруг прозвенел звонок, и огромная толпа рабочих, свистя и выкрикивая ругательства, побежала в их сторону. Немцы с печальными лицами медленно встали. Они прекрасно знали о ненависти русского народа к Германии. Поэтому с решительностью обреченных немцы приготовились к худшему. Но, к счастью, толпа пробежала мимо, немного потоптав упавшего на входе в столовую человека.

На Рем-базе мне бросился в глаза тот факт, что начальник нашего цеха все время подходил к рабочим и умолял их не работать быстро – чтобы цеху не повысили план. Очевидно, что такая шизофрения существовала на всех важных советских предприятиях. Рабочие там не работали в полную силу (а порой и вообще не работали) – поэтому народу постоянно не хватало каких-то товаров.

При оплате труда рабочих на Рем-базе применялся коэффициент трудового участия. Это означало, что у плохого рабочего из его оклада вычитали определенную сумму денег и прибавляли ее к окладу хорошего рабочего. Плохими считались рабочие, чьи изделия не пропускались отделом технического контроля (ОТК).