В СССР я повидал все

В конце концов спустя более 20-ти лет после случившегося я все-таки обратился к врачу. Он мне назначил одну мазь, произведенную в Германии. Я стал наносить это средство на больное колено. Облегчения не последовало. Боли не прекратились и после того, как закончился один тюбик мази. Так как лекарство оказалось не очень дорогим, то я решил попробовать еще один тюбик. Когда и он закончился, колено упорно продолжало болеть. Но прошло два дня, и боли неожиданно прекратились. Я сначала не поверил в это волшебное исцеление. Несколько лет после этого я со страхом ожидал, что боли опять возобновятся. Но до сих пор этого не произошло. Это обстоятельство теперь заставляет меня с доверием относиться к современной медицине.

Между тем в нашем отделе на Чугунке произошли перемены – начальница уволилась, а ее место заняла Татьяна, ранее работавшая слесарем КИПиА. Приближалось время, когда к нам должен был прийти государственный инспектор для приема отремонтированных нами измерительных приборов.

Татьяна сказала, что этому человеку надо приготовить литр водки и хорошую закуску – иначе он не примет приборы. Имея богатый опыт честного служения государству, я был возмущен такими наглыми проявлениями коррупции. Я сказал Татьяне, чтобы она даже не пыталась таким образом подкупать государственное должностное лицо. Татьяна недовольно промолчала.

Когда этот чиновник пришел в наш отдел, я принес и поставил ему на стол приборы, предназначенные для проверки. Этот человек с недовольным видом стал их проверять, вращая отверткой различные винтики. Но это продолжалось недолго. Вскоре чиновник в бешенстве отшвырнул отвертку и заорал:

– А где же накрытый стол?

Оказалось, что Татьяна все-таки купила литр водки и немного закусить. Все это она срочно подала на стол этому хаму. Он недовольно пробормотал:

– Закуски могла бы побольше купить.

Татьяна срочно побежала в буфет за пирожками.

Этот инспектор, который, конечно, являлся членом коммунистической партии, начал с деловым видом наливать спиртное в стакан, опрокидывать его в рот и смачно закусывать пирожками. В перерывах между стаканами он произносил высокопарные речи на различные темы, среди которых одна несколько раз повторилась: людей надо расстреливать за малейшую провинность – только тогда в стране наступит порядок.

Я понимал, что сейчас мне надо срочно связаться с Комитетом государственной безопасности и сообщить им об этом вопиющем случае коррупции в среде государственных чиновников. Но внутренний голос говорил мне: «Всю свою жизнь ты боролся за справедливость. При этом пострадало много людей – пусть даже заслуженно. Но пощади ты хоть этого наглого идиота!»

Сообщать в КГБ о злоупотреблениях чиновника я не стал. А инспектор, напившись до скотского состояния, покинул наш отдел. При этом он спотыкался и падал, ударяясь головой о стены. Этот человек оставил нам свой штамп, и мы потом им проставили на всех приборах печати, подтверждавшие факт их приема государственным инспектором.

Существует утверждение, что власть портит людей. Во многих случаях оно соответствует истине. Татьяна, окончательно войдя в новую роль начальницы, однажды по какому-то незначительному поводу заявила мне:

– Кто ты такой? Здесь ты никто – у тебя нет образования, а у меня есть.

Это серьезно задело мое самолюбие. Но, тем не менее, я понимал, что Татьяна в принципе права.

Я стал лихорадочно думать над тем, что мне делать дальше, чтобы выбраться из этой чрезвычайно унизительной для меня ситуации. Логичным было бы вернуться на военную службу и дослужить там до пенсии. Чтобы получить право на минимальную военную пенсию, мне оставалось прослужить всего 4 года. Но препятствием был тот диагноз, который повесили на меня в психбольнице. Я срочно поехал туда.

В областной психбольнице я решительно заявил медикам:

– Прошу снять с меня поставленный вами диагноз, так как он препятствует мне служить в армии. А армейская специальность является основной в моей жизни.

Вопреки моим ожиданиям, меня не поместили в то хорошее отделение. К несчастью, волею судьбы я оказался в плохом отделении для пациентов, страдавших тяжелыми душевными болезнями. Там меня раздели догола и выдали только одну рубашку, которая едва закрывала мне низ живота – все пациенты того отделения были одеты именно так.

Первые минуты моего пребывания там оказались для меня страшным потрясением. В палате было тесно, душно и грязно – постельное белье, похоже, годами не менялось и, по всей видимости, было вшивым. В палате невыносимая вонь. На окнах решетки. Лица душевнобольных искажены яростью. Многие вели себя буйно, и их привязывали к койкам. Только от одного пребывания в таких условиях вполне можно было сойти с ума.

Каким-то образом прошел день, и настала ночь. До утра я не сомкнул глаз – меня мучали переживания о том, что ожидает меня в этом отделении. Я лихорадочно думал: «Безусловно, здесь меня начнут лечить теми препаратами, от которых ушел в мир иной тот видный парень из Борисоглебска. Значит и мне предстоит умереть через несколько месяцев?» Этого совсем не хотелось.