В старом Китае

7 июня. Скрючившись, как могу, среди грязных, обильно усыпанных лессовой пылью вещей, вытягиваю ноги на оглобли и сплю. Проезжаем по деревням, сосредоточенно погруженным в страдную работу. Убирают жнитво. Видя повсюду крестьянок, выполняющих тяжелую работу на своих изуродованных ножках, ужасаюсь и говорю с досадой кучеру. Смеется: «Ничего, оно больно с первоначалу, а потом попривыкнут. А если не будут бинтоваться, то кто же их замуж возьмет?» Извозчики наши начинают изо всех сил гнать мулов, чтобы подоспеть к переправе через Желтую реку. Кто может себе представить, что такое значит нестить рысью в китайской телеге по китайским проселочным дорогам? Ужасно, непередаваемо. Можно раскроить себе череп, своротить челюсти, выломать все имеющиеся хрящи, откусить язык, вывихнуть руки и ноги. Приходится упираться мускулистыми частями в борта телеги и ждать конца мучению или же попросту бежать за телегой, в которой болтаются ваши пожитки.

Подъезжаем, наконец, к Цихуасяню (уездный город), сломя голову мчимся по его пригородам — и вот мы на берегу огромной реки Хуанхэ, с незапамятных времен кормящей и тревожащей исконный Китай. Река грязнейшего темно-желтого цвета свирепо бурлит. Паром ждет. В непередаваемой словами суматохе кое-как нагромождаем свои телеги на паром, притуливаемся сами за их кузовами и несемся при помощи длинных весел и шестов на другой берег. Вылезаем и останавливаемся в гостинице, довольно большой, с просторными помещениями. Обращаю внимание на параллельные хвастливые надписи на дверях о том, что сюда «со всех путей сходятся купцы толковать о торговле. А если придут чиновники и баре, то толкуют об ученой старине». Надписи в Китае настолько интересны, что как я выше уже упоминал, их изучать — не труд, а сплошное удовольствие. Есть особые сборники, в которых собраны наиболее интересные надписи на все случаи жизни, в том числе, конечно, и надписи для гостиниц, составленные из поэтических и древних классических выражений, в соответствии с данным предприятием.

Приходят три малюсенькие певички, девочки лег десяти-двенадцати, развязно ковыляют к нам в комнату и спрашивают о наших «почтенных» фамилиях, «уважаемом» государстве и т. д. — все, как полагается по ритуалу. Начинают петь, и пение, довольно бесхитростное, наполняет душу жалостью к этим тренирующимся на погибель существам. Предлагают свою незатейливую программу, написанную на отдельном листочке, в которой несколько песенок с названиями вроде «Гости мои подрались» и весьма фривольным содержанием.

Быстро приканчиваем завтрак и «летим» дальше. Жара сегодня донимает нас как-то особенно усердно. Не желая задерживать движение телеги, извозчики не натягивают тента, и потому жара сжигает и лицо, и ноги.

Люднее и люднее становятся деревни. Наконец, все они превращаются в сплошную огромную деревню. Это уже пригород Цзинаньфу, губернского города Шаньдуна.

Перед самым городом ряд серых европейских железнодорожных построек и сеттльмент. Далее несколько вновь построенных чистых гостиниц. Решаем остановиться в центре, чтобы удобнее передвигаться при обозрении города. И вот наш обоз громыхает по узким, выложенным неровными плитками улицам Цзинаньфу. Жизнь здесь кипит гораздо бойчее, чем в Пекине, улицы люднее и богаче, народ разбитнее. Должно быть, зрелище, представляемое европейцами, проникшими в город не по железной дороге (Циндао — Цзинань), а в телегах, оригинально. На нас тычут пальцами и за спиной острят вволю.

Проехали, таким образом, весь город, а гостиницы, все нет как нет. Дело в том, что мой спутник забыл из своего прежнего опыта, а я и вовсе не знал, что в Китае гостиницы располагаются только в пригородах, за стеной города, так как иначе трудно было бы регулярно закрывать городские ворота. Совершенно измученные въезжаем в какой-то большой и грязный двор, где нам и отводится центральное помещение, ранее, очевидно, предназначавшееся для храма. Ослы, мулы и лошади, стоящие во дворе чуть не целым стадом, производят шум и вонь, доводящие нас до ужаса. Вот так отдых!

8 июня. Утром едем осматривать храмы на горе Цяньфошань, т. е. Тысячи (скульптурных) будд, близ города. Гора, вернее холм, действительно представляет красивое зрелище. Она вся покрыта храмовыми строениями и вековыми деревьями, сообщающими ей славу отменно прекрасного места для прогулки и развлечения. И действительно, все стены заполнены стихами разнообразных непризнанных поэтов и лиц, желающих запечатлеть на кирпиче свое имя. В отличие от России и Европы могу с уважением сказать о китайской заборной литературе, что она отнюдь никого не шокирует, не скабрезна и не фривольна. Стихотворения недоучек чередуются с перлами серьезного творчества. Эти стихи описывают восхищение перед красотами данной местности и перед вековой ее славой. Дифирамб занимает иногда всю стену, опоясывая ее линией семизначных строф. Читать их иногда одно удовольствие.