В старом Китае

После осмотра коллекций, занявшего четыре часа (а хотелось бы — четыре дня), нас ведут обедать. За столом: хозяин, брат его, дядя, Чэнь — другой богач, тоже владелец древних коллекций, чжисянь, Шаванн, я и обязательный Линь. Меня посадили рядом с чжисянем, и мы снова приятно и преинтересно беседовали с ним. Наша приязнь — теплая, хорошая!

Говорили с чжисянем о книжных вещах: о потерях ценных книг, о книгопечатании. Он, между прочим, хочет вновь издать «Шицзи»[26] с примечаниями одного своего друга. Стоить будет пять тысяч с лишним лан: на досках. Отчего на досках? Оттого, что по окончании печатания все-таки вещь останется навеки.

Любовь к комментариям чрезвычайно типична для китайской науки. Классики вызвали колоссальную литературу (едва ли не половина всей вообще литературы). О каждом из них вряд ли кто может прочитать все (а о Пушкине ведь можно все прочитать!). За последние 300 лет учтено... 2400 комментариев! История текста классиков и близких к ним по духу книг (например, «Шицзи») сделаны китайцами самым добросовестным образом. Само понимание китайского текста вне китайской науки не существует, без нее нельзя обойтись (но в области греческого текста можно обойтись без греческой науки, то же и в латинском, и арабском, и персидском, и тем паче, в египтологии!).

Темой общего разговора за столом был «Ицзин»[27], знаменитая «Книга перемен», вот уже сколько веков пленяющая китайские умы своей загадкой, лежащая в основе многих философских учений и все-таки оставшаяся нерешенной загадкой в национальной китайской мудрости.

Я изложил вкратце геометрическую гипотезу, все слушали с большим вниманием. Тучи комплиментов учености сыплются на наши головы. Хозяин вообще просто убивает своей вежливостью. Все время извиняется в том, что не сумел найти подходящего для нас повара, хотя едим вкусно до отменности. Уговаривает остаться еще на день в городе. Есть доля искренности во всем этом. Это для меня ясно.

Возвращаясь в гостиницу через город, город бедных людей, не имеющий, конечно, ни одного музея, думаю о той несправедливости, которая отнимает у народа его же сокровища и прячет их в сундуках у богачей за семью печатями и замками.

12 июня. Перед отъездом побывали в весьма интересном храме медицинских божеств. В главном зале — статуи Фу-си, Шэнь-нуна и Гуань-ди[28] и таблица-дощечка с надписью: «Яо-ван» (бог медицины). Насколько мне удалось выяснить из кругового опроса всех присутствующих в храме, в народе считают, что Яо-ван — это Сунь Сы-мяо, отшельник-лекарь, который вылечил раненого дракона, пришедшего к нему в образе молодого человека (мудрый Яо-ван сразу, конечно, распознал, что это дракон, и дал ему особое лекарство), и еще помог тигру, вынул из его лапы занозу. С тех пор, говорят, дракон и тигр всюду его сопровождают. Поэтому обычно в храмах рядом со статуей Яо-вана ставят еще фигуры дракона и тигра. Ну, а в этом храме их не нашлось. Обходятся просто дощечкой с надписью.

Перед богом — чаши с гадательными жребиями-палочками, носящими номера серий и порядка. Гадающий становится на колени перед божницей, молится про себя, затем встряхивает чашу и вынимает палочку-жребий. Монах или слуга при храме смотрит в книгу, где выписано все, что положено будто бы духом каждому жребию, в том числе и лекарственные рецепты, и читает это гадающему. Впрочем, если при храме имеются отпечатанные экземпляры оракула, то за некую мзду всякий может купить его, чтобы читать прорицания дома. По бокам статуй лежат небольшие куклы из глины и бумаги, и на каждой из них написаны фамилия и имя. Это — ти-шэньр, куклы-«заместители», долженствующие заместить душу тяжело больного и вместо нее услужать богу. Бог, удовлетворенный такой заменой, не будет требовать к себе душу больного, и тот поправится. Часто такие куклы кладутся ради профилактики, чтобы не заболеть.

На обратном пути, проходя мимо Чэнхуанмяо, видим, что народу в храме немного, и устремляемся в него, дабы осмотреть обстоятельно.

Во всем списке богов китайской религии первое место занимает чэнхуан, как наиболее известный и общий всему Китаю, и храмы его — Чэнхуанмяо — едва ли не самые интересные. Во-первых, это храмы самого интенсивного народного культа. Во-вторых, они развертывают перед нами всю суть и все убожество религиозной системы. Перед нами — точная копия губернаторского ямыня (дворца, канцелярии, присутствия), где есть помещения для челобитчиков, для подсудимых, комнаты пыток, наконец, дворец самого губернатора и его гарема, кухни и т. д. Только вместо живых людей стоят, сидят, лежат статуи. Не хватает только, чтобы в рот губернатору была воткнута опиумная трубка.