В сторону Новой Зеландии

– Никак нет, – оторопело возразил мне Вайль, – Пантеон, извини, II век нашей эры.

Стыд и срам, конечно, но как быть, если коринфские колонны и прочие красоты декора связаны в моем восприятии прежде всего с ВДНХ и московским “Метрополитеном им. Ленина”!

Помню острый укол зависти к соотечественникам-эмигрантам, испытанный мной внезапно и впервые в ту поездку: Вайль узнавал по прошествии многих лет кафе и владельцев антикварных лавок, перемежал римскую экскурсию давними историями вполне личного характера – вот этого биографического измерения я почти лишен за границей раз и, скорее всего, навсегда.

Хотя скромная пожива памяти в считаные минуты отхода ко сну все-таки имеется: полная – глаз не оторвать – луна над платанами вдоль набережной Тибра и завораживающий, будто из оркестровой ямы, грохот цикад ночью над Форумом, или, само собой, вечерние прогулки “кремнистым путем” вблизи замка, о которых ниже.

Больше я таких вопиющих оплошностей не допускал. Разве что простительные: как-то из окна поезда принял за снег грязно-белую каемку поверх окрестных гор, но меня поправили, что это – мрамор, мы проезжали Каррару.

Дневник, увы, я начал вести лишь год спустя, поэтому воспоминания о первой поездке в Италию (потом их было еще несколько) туманны и отрывочны.

Во Флоренции Вайль настойчиво завел меня в церковь, имеющую какое-то отношение к Данте (мой товарищ, эрудит не мне чета, ценил культурные подробности). Сразу бросилась в глаза довольно странная паства: сплошь молодые мужчины средиземноморского типа и вида – брюнеты с трехдневной щетиной, белый верх – черный низ; итальянцы итальянцами, если бы не взгляды исподлобья, которыми они, будто на российской танцплощадке в какой-нибудь дыре, провожали нас, новичков. Сделалось не по себе, и мы вышли наружу. Неугомонный Вайль спросил у церковного сторожа, кто эти угрюмые прихожане.

– Албанские беженцы, – ответил сторож, – им по воскресеньям положено ходить в церковь.

А в Венеции за утренним кофе мы стали гадать, чьи вопли мешали спать. Оказалось, что Вайль ночью, стоя в халате на пороге нашей квартиры, криками “Basta!”  и “Silenzio!” несколько даже по-тютчевски призывал к порядку расшумевшихся в темноте недорослей.

В следующий раз я очутился в Италии тринадцать лет спустя, причем на месяц с гаком. N, художник и хороший знакомый, получил приглашение в своего рода дом творчества для художников, музыкантов, литераторов и т. п. и по доброте душевной присоветовал начальству и меня. Обитель “трудов и чистых нег” располагалась в Умбрии в замке XV века.

Так что ниже – выдержки из моих дневниковых записей почти десятилетней давности, приправленные нынешними соображениями и комментариями.

9 августа 2009. Прилетел, и сразу поехали к морю – за Остию. Зной. Чистый пляж. Нудисты. Причем, по моим одноразовым наблюдениям, охотно оголяются стройные женщины и жирные колченогие старики, выставляющие на всеобщее обозрение свое хозяйство. Ресторан “Средиземноморье”. Луна на ущербе. Кайма огней спереди и сзади по границе моря. Официанты-румыны. На обратном пути – мужчины в блядских женских одеждах, сигналящие с обочины фонариками (человека три вдоль дороги). Дома открыл ставни – шумная ночь: молодежь в двух кафе внизу на перекрестке.

10 августа. Заблудился по обыкновению, и вдруг наобум вышел на Пьяцца де Массими с “гоголевской” колонной…

Через два года упомянул это место и возникшие здесь литературоведческие домыслы в стихотворении: