В сторону света

В камере воцарилось молчание. Коля сидел на корточках, нервно вытягивал дым из папиросы и очень осторожно выпускал его через нос, при этом часто оборачиваясь, он заглядывал в щель между косяком и металлической дверью. Дембель волновался, как бы начальник патруля не учуял, что в камере кто-то закурил. Я пытался уснуть, то и дело поправляя свёрнутый китель под головой, разглядывал стены, пробовал вспомнить что-нибудь приятное, но тщетно — сон не приходил. Дембель докурил папироску до половины, оторвал обслюнявленный кончик и протянул её мне.

— Покури! Я по твоим глазам вижу, что хочешь.

Я сел и взял протянутый мне чинарик. Сделал это скорее подсознательно и спохватился только тогда, когда в мою изголодавшуюся по табачному дыму глотку влетело несколько затяжек. Тут же по телу моему побежали мурашки, в голове помутнело, и меня повело вбок. Тем не менее я встал, шатаясь приблизился к стенке, раздавил папиросу ногой и, аккуратно свернув её пополам, засунул в дырочку между наплывами цемента.

Время остановилось. Безумная клетка была придумана очень мудро: даже поспать в ней нельзя было по-человечески. Меня неожиданно начали доставать стены, казалось, они с каждой минутой сдвигаются, уменьшая размеры камеры. В голову лезли самые неприятные мысли. Зачем всё это? Дело даже не в армии, её я пройду рано или поздно. Как же страшен этот вопрос — «А зачем? Что толку?» Вон сколько тех, кто ничего не добился ни своим трудом, ни талантом. Утром подобными весь транспорт забит, они едут завинчивать гаечки, вытачивать болваночки, чертить, писать. На головах у них пушистые кепочки, и лица у них в морщинках. А в каждой морщинке по трупу нереализованной надежды. И я буду таким же?

* * *

Начальник патруля встал из-за своей стойки.

— Ну что, «задержка», кушать будем? Сегодня ели вообще или нет?

Дембель прилип носом к двери:

— Никак нет, товарищ майор, не ели. А кушать очень хочется.

Мне неожиданно стало противно от того, что вот сейчас меня поведут без ремня на шинели через весь городок в столовую.

— Товарищ майор! — заявил я. — Если еду не доставят в мои апартаменты, я объявлю голодовку.

— Это кто там такой умный? Голодовку захотел? Да хоть сдохни там без еды, мне плевать, веришь?

Коля резко повернулся ко мне и грозно зашипел:

— Молчи, дурак! Ведь сейчас правда на пайку не поведут.

Я плюхнулся на скамейку и опять ушёл в свои дурацкие размышлизмы.

Из-за двери доносился голос прапорщика, который рассказывал очень забавную историю: «А я, мужики, всё Ару вспоминаю с нашей роты. Тупой был боец. До безобразия. Но здоровый гад — природа не обидела. Я как-то дежурным по части заступил. Вызываю его к себе и топор прошу в автопарк отнести. Ещё его подгоняю: быстрей беги, топорик во как нужен. Он подорвался, схватил топор со щита и бегом в автопарк. А я со спокойной рожей звоню туда дежурному и говорю, что у Ары крыша поехала. Сижу и серьёзно рассказываю, что, мол, в столовой стекло пожарным топором разбил, ГАЗику командирскому капот в двух местах продырявил, а сейчас в автопарк побежал с топором. Дежурным по парку, мужики, Семёныч стоял, ну этот, с батальона старший прапор. Ты его должен помнить, Вовка. Он „Жигули“ в прошлом году из оврага вытащил в одиночку. Ну и вот… Семёныч мне-то поверил. Приготовил двухметровую дубину и ждёт Ару, а тот дурачок действительно с топором бежит. Семёныч, не долго думая, выскакивает со своей палкой и… хряк! У Ары, бедолаги, искры из всех щелей посыпались. Шишка на башке не проходила целый месяц, пилотка сваливалась».

Дружный офицерский смех потряс караулку.

Дембель подглядывал за офицерами, затем резко обернулся и очень зло изрёк:

— Ну ты посмотри, какая сука! Солдатика разыграл. Шакалы, поубивал бы их!

Мне тоже стало неприятно. Захотелось как-то отыграться на майоре и прапорщиках. Но ничего подходящего не нашлось.

Я встал и постучал в дверь.

— Товарищ майор, я в туалет хочу, очень-очень.

— Ну вот, своди вас на ужин, так покоя не будет. Одни проблемы с вами.

Через некоторое время дверной засов всё-таки открыли.

— Кому?

Я просунулся в приоткрытую дверь и дыхнул свежего воздуха. Надо же, как это оказывается приятно — дышать.

Майор кивнул прапорщику весельчаку, чтобы тот проводил меня. Вот это честь мне оказали: целого прапора ради моей нужды выделили!

— Товарищ прапорщик, вы представляете, бумагу в этом месяце не приобрёл. Прямо напасть какая-то! Вы не выручите меня листочком? Пожалуйста, товарищ прапорщик!

Конвоир потупил взор, очевидно соображая, стоит ли ради меня стараться. Мой искренне просящий вид, чувствуется, его убедил, что стоит. Прапорщик полез в карман и вытащил маленький блокнотик:

— Всё для вас делаем…

Затем «спонсор» щедро оторвал от блокнота листик формата сторублёвой купюры и небрежно протянул мне. Я принял подачку и слащаво, пытаясь скрыть иронию, произнёс: «Спасибо, товарищ прапорщик, выручили! Очень вам признателен. Правда, большое спасибо!»