А.А.: (с некоторым сомнением).
Вы тоже читали "Тома Сойера", товарищ Чубарьков?
Чубарьков Руки еще не дошли, дорогой товарищ! Вот покончим с гидрой мировой контрреволюции, тогда и за самообразование примемся. Но то, что вы тут в трех соснах заблукались, это мне и без всяких книжек видать. Разрешите высказаться?
А.А.: Прошу вас.
Чубарьков То, что малец озорной, это не беда. У нас был один такой - Степка Гавря, хлопцы его Степкой Атлантидой прозвали. Раньше первый был хулиган на всю гимназию, а как гражданская война началась, взял он винтовку в руки и пошел воевать против беляков. Геройский парнишка!
Гена: Значит, вы тоже за Тома?
Чубарьков Ты погоди, малец!.. Я говорю - то, что малый озорной, это даже хорошо! А вот то, что он книжек всяких ерундовых начитался и не делом занялся, - это, прямо скажу, никуда не годится. Были у нас двое парнишек, докторовы сынки Леля и Оська. Тоже неплохие ребята. Грамотные! Да вот беда! Начитались разных этих книжек, придумали себе какую-то страну - Швабрандию, что ли... И не выговорить! А кругом - настоящих дел невпроворот. Гидра поднимает голову. Опять же тифозная вша угрожает мировой революции... Ну, пришлось нам объяснить им, что к чему. Ребята хорошие, поняли... Отказались от своей Швамбардии. Даже стишки сочинили, складно так, в рифму:
Сказка - прах, сказка - пыль! Лучше сказки будет быль! Жизнь взаправду хороша! Точка и ша!
А.А.: Итак, вы против того, чтобы считать Тома Сойера положительным героем?
Чубарьков Вы меня не путайте! Я этого не говорил. Я говорю: объяснить надо мальчонке, чтобы делом занялся, а не лодыря гонял. Дел - то сколько! Гидра, она ведь не дремлет!
Гена: Да какая гидра! Том же задолго до революции жил! Вот если бы он жил во время войны Северных и Южных штатов, он бы обязательно против рабовладельцев воевал...
Гена готов развивать свою мысль, но его прерывает самодовольный голос человека, явно привыкшего, чтобы его слушали и слушались.
Самодовольный Нет, юноша! Вы все-таки старайтесь придерживаться фактов. Товарищ комиссар правильно поставил вопрос. У этого мальчика не наши идеалы!..
А.А.: Сообщите, пожалуйста, суду ваше имя.
Самодовольный Татаринов Николай Антонович. Брат знаменитого полярного исследователя. Я как педагог...
Саня (вспыхнув, прерывает его). Какой вы, к черту, педагог, Николай Антоныч!
Николай Антонович Мой юный друг Саня Григорьев, как всегда, горячится...
Саня (запальчиво). Мы никогда не были и не будем друзьями!
Николай Антонович Нервы, мой друг, нервы... Итак, я решительно протестую против идеализации Тома Сойера. Как человек и как педагог я искренне желаю ему добра,- и именно поэтому я поддерживаю предложение товарища комиссара навсегда изгнать Тома Сойера из Страны Литературных Героев.
Чубарьков (он даже растерялся от такой наглости). Вы, гражданин хороший, меня к себе не приписывайте! Я говорил, мальчонка непутевый, но хороший! Наш мальчонка! И надо не выгонять его, а перевоспитывать!
Николай Антонович (подхватывает с жаром). Вот! Вот именно перевоспитывать! Золотые слова, товарищ комиссар! Именно это я и хотел сказать. Изгнать - но для чего? Исключительно с целью перевоспитания? Юный член общества, мечтающий стать разбойником - это, знаете ли, нонсенс!
Страсти накаляются, как верно заметил в прошлый раз бравый солдат Швейк. Вот и эта реплика Николая Антоновича вызвала гнев одного из присутствующих - молодого красивого офицера русской гвардии.
Офицер Вот как! Вы упрекаете этого мальчика за то лишь, что в своем воображении он уподоблял себя благородному разбойнику - мстителю за оскорбленных и униженных? Но где найдете вы людей, столь прямых и отважных духом, каковы мои собратья, - вольный стрелок Робин Гуд, Шиллеров Карл Моор, знаменитый Ринальдо Ринальдини? Наше оружие всегда служило не презренной наживе, но справедливости!
Д'Артаньян Клянусь, Портос, мне нравится этот молодой человек! Кто вы, сударь? Судя по вашему темпераменту, вы француз? А может быть, даже гасконец?
Офицер (гордо). Вы ошиблись, - впрочем, как многие, Я не француз Дефорж, я - Дубровский.
Гена: Вот это да! Ну и денек у нас сегодня! А вы и вправду Дубровский?
Дубровский Да! Я тот несчастный, которого лишили куска хлеба и погнали грабить на большую дорогу. И я хочу знать, что имеет против меня этот господин?
Николай Антонович (испуганно). Я против вас решительно ничего не имею! Вы жили при крепостном праве, и у вас не было другого выхода. Но наших детей мы не можем воспитывать на таком примере. Не скрою, я добивался, чтобы вас изъяли из школьных программ.
Дубровский Ах вот что! Негодяй Троекуров выгнал меня из отеческого дома, а вы - из программы!.. К барьеру!
В зале с новой силой вспыхивает шум. Вот-вот начнется свалка. Но профессору удается погасить ее неистовым звоном своего колокольчика, и Николай Антонович, трусливо оглядываясь на Дубровского, все-таки продолжает.