В стране литературных героев

Беликов: Позвольте! Как это то есть приют? В таком виде? Я решительно протестую! Что скажет попечитель, если увидит меня в обществе человека, разгуливающего без панталон!.. Ступайте к себе домой!

Лоханкин:

Уж дома нет. Сгорел до основанья,

Пожар, пожар пригнал меня сюда.

Успел спасти я только одеяло

И книгу спас любимую притом…

А.А.: Как видите, друзья мои, Васисуалий Андреевич изъясняется чистейшим пятистопным ямбом. И при этом связно выражает то, что его волнует…

Лебядкин (завистливо). Да, так и щелкает, шельма, эти самые ямбы. Ровно орехи!

А.А.: И все же стихи его от этого поэзией, увы, не становятся.

Гена: А у него рифмы нету!

А.А.: Ну, не в рифме дело. Бывают ведь и так называемые белые стихи. Без рифм. Белым стихом написаны многие шедевры Пушкина, Лермонтова, Блока… Впрочем, если хочешь, Геночка, в ямбах Васисуалия Лоханкина тоже сейчас появится рифма. Ну-ка, Васисуалий Андреич, поднатужьтесь! Скажите нам то же самое, только в рифму!

Лоханкин (послушно):

Уж дома нет. Беда врасплох застала.

Огонь уж поглотил мой бывший дом.

Успел спасти я только одеяло

И книгу спас любимую притом.

А.А.: Как, Геночка? Сильно выиграли стихи Лоханкина оттого, что в них появилась рифма?

Гена: Да нет, не очень…

А.А.: Вот так же точно дело обстоит и со стихами капитана Лебядкина. Их можно выправить, пригладить, причесать, но поэтом он от этого не станет.

Лебядкин (оскорбленно): Я – не поэт? Хорошо же сударь! Вы еще услышите об Игнате Лебядкине! Прощайте, вы, лицемер!

Беликов: Позвольте и мне откланяться. Я вижу, милостивый государь, вы неисправимы. С вами опасно иметь дело. Ах, как бы теперь чего не вышло! Как бы чего не вышло!..

Лоханкин:

Куда же вы? Постойте! Погодите!

Зачем, зачем бросаете меня?

Где мне искать моей сермяжной правды?

О, люди черствые и мерзкие притом!..

(Бежит вслед за Беликовым и Лебядкиным.)

А.А.: Ну вот, все ушли. И бог с ними… Что ж, Гена, надеюсь, теперь ты понял, почему та область Страны Литературии, в которой живут герои, подобные Лебядкину, Лоханкину, Ляпису, Козьме Пруткову, не может быть названа Республика Поэзия. Скорее, ее можно окрестить Антипоэзией…

Гена: Может, мы так ее и назовем?

А.А.: Да нет, не стоит. Как говорится, от добра добра не ищут. Лучшего названия, чем Эпигония, нам с тобой не найти. Я бы только добавил еще одно слово…

Гена: Какое?

А.А.: Провинция… Не графство, не королевство, не республика, не область, а именно провинция! Ведь Эпигония – самая заштатная, самая захолустная, самая провинциальная часть Страны Литературных Героев.

Гена: Архип Архипыч, а она большая – эта Эпигония?

А.А.: Огромная! Эпигония – одна из самых обширных и густо населенных областей Литературии.

Гена: Не понимаю, откуда в Стране Литературных Героев набралось столько писателей, пусть даже самых захудалых?

А.А.: Так ведь в Эпигонии живут не одни только создатели, но и потребители эпигонской литературной продукции. Кстати, именно поэтому было бы неправильно называть эту область Графство Графоманское. Тут живут не только графоманы, но и их многочисленные читатели, почитатели, поклонники.

Гена: А почему же мы тогда ни одного из них не встретили?

А.А.: Можешь не сомневаться, еще встретим!

Путешествие восемнадцатое. Козьма Прутков и Владимир Ленский

Уже знакомая нам по прошлому путешествию улица в Провинции Эпигония. Навстречу Архипу Архиповичу и Гене, радостно раскрыв объятия, движется пылкий молодой человек в шляпе, панталонах, фраке, то есть в той одежде, в какой имели обыкновение появляться русские дворяне сороковых и пятидесятых годов прошлого века.

Пылкий молодой человек: Друзья мои! Позвольте вас обнять! Как счастлив я, что смогу наконец прижать вас к своей груди! Я столько о вас слышал от наших общих знакомых!

А.А.: Александр Федорович! Какими судьбами?!

Гена (тихо): Архип Архипыч, кто это? Вы его знаете?

А.А. (так же): Да и ты, я думаю, его знаешь, Геночка! Это же Александр Адуев, герой гончаровской "Обыкновенной истории"!

Гена: Ой, здравствуйте!.. Я вас не сразу узнал. Вы не обиделись?

Адуев: Ну что вы! Какие могут быть обиды меж столь близкими людьми, каковы мы с вами!.. Впрочем, одну обиду, не скрою, я затаил в своем сердце.

А.А.: Обиду? На кого?

Адуев: На вас, мой любезный друг!.. И, как подобает человеку прямому и открытому, спешу сразу вам ее высказать.

А.А.: Сделайте милость, я слушаю.