Сейчас во Фритауне, конечно, понимают, как важна сеть прочных дорог для всех областей общественной жизни, для промышленности и торговли. Но молодому государству недостает материальных средств, чтобы немедленно осуществить все свои замыслы и планы. Тем не менее в планах государственных капиталовложений строительство дорог занимает важное место. В 1971 году началось строительство современной двухполосной дороги с твердым покрытием из Лунсара на север. Она откроет доступ в районы рисосеяния и скотоводства в Макени и Кабале.
Но я еще еду по старой дороге. Несколько раз она пересекает строящиеся участки будущего шоссе. В одном таком месте я присмотрел удобное место в тени пальм, откуда хорошо видно, как ведется строительство, и поставил туда машину. Поблизости работают мощные бульдозеры. Современные дорожные машины высыпают на проложенную трассу горы песка и щебня. Они работают безостановочно, даже можно сказать в некоторой спешке. Конечно, за такими темпами не угнаться «ручному промыслу», который я имел возможность наблюдать за Лунсаром. Здесь видно, на что способна техника!
— Мы укладываем ежедневно тысячу тонн камня, это приблизительно содержимое ста грузовиков, — пояснил мне молодой инженер, с которым я разговорился. Поблизости есть залежи гранита, весь строительный материал поступает из двух больших карьеров, где современные машины дробят его на мелкие куски.
— Может быть, на обратном пути вы уже сможете воспользоваться новой дорогой, — попытался утешить меня инженер, взглянув на запыленный «Баркас».
— Спасибо, лучшего нельзя и пожелать, — улыбнулся я.
— Пока! — крикнул инженер через плечо и поспешил к водителям бульдозеров, ожидавшим новых указаний.
Полный оптимизма, я снова сел за руль. Машина мучительно преодолевала километр за километром. Мне бы хотелось, чтобы путешественники, которые в один прекрасный день промчатся по новому широкому шоссе, вспомнили с улыбкой сострадания о моих «пыльных переживаниях».
Все меньше людей попадалось мне навстречу: селения становились реже. Несколько раз я видел коршунов, дравшихся из-за куска падали. Вдруг в моторе раздалось глухое потрескивание, и тут же зажглась контрольная красная лампочка. Я немедленно затормозил и открыл капот двигателя около сиденья. Оттуда мне в лицо ударила горячая волна. Вот она, неисправность: порвался ремень вентилятора. Выждав, пока охладится мотор, я подлез под кузов и в поте лица своего занимался ремонтом, пока все снова не начало крутиться.
В Макени, главный город Северной провинции, я приехал уже под вечер, совершенно разбитый. «Баркас» под конец тоже потерял несколько перышек: передние рессоры стучали с равномерностью, которая действовала чуть ли не успокаивающе; выхлопная труба сорвалась и держалась только на проволоке. Даже из раздвижной крыши выпали четыре гайки. К бензоколонке, первой попавшейся мне на пути, я подкатил на последних каплях бензина — счастье еще, что машину не пришлось толкать!
В этот день я не стал любоваться достопримечательностями северной столицы, а, заправившись, поспешил дальше, чтобы до захода солнца попасть на ветеринарную станцию Теко в двадцати километрах к востоку от Макени, где мне предстояло — жить. Станция, ныне центр ветеринарного дела в Сьерра-Леоне, существует с 1942 года.
В Теко все было подготовлено к моему прибытию. Руководитель лаборатории Сэм Джонсон, живой общительный человек, начал беспокоиться, не случилось ли чего со мной, и уже собирался послать навстречу мне машину. Да, участок дороги от Лунсара до Макени даже по африканским масштабам, как признал Сэм Джонсон, сокрушенно качая головой, «очень плохой, очень».
Меня приняли как старого друга, хотя Сэм Джонсон видел меня впервые. Но он друг Хассана — и этим все объясняется. Слуга Сэма, молодой локо по имени Сури, внес мой багаж в дом, не разрешив мне дотронуться ни до одной вещи. Во время пребывания на станции я могу пользоваться его услугами, сказал Джонсон. Мне отвели огромную комнату с огромной кроватью, один вид которой возбудил у меня ужасное желание спать. Но мой гостеприимный хозяин с помощью изрядной порции фуфу быстро возвратил меня к жизни. Фуфу — национальное блюдо, которое во Фритауне едят по субботам во всех семьях. Но оно очень популярно и в провинции, да и вообще во всей Западной Африке. От поданной к фуфу подливки типа карри из пальмового масла и острых приправ у меня захватило дух. Пока мы ели, Сэм Джонсон рассказал, как это блюдо приготовляется. Очищенные клубни маниока (он, как и картофель, принадлежит к пасленовым) около недели вымачивают в воде, чтобы в процессе брожения из них вышли ядовитые вещества, затем толкут в деревянной ступе, полученную массу разводят водой и пропускают через сито, чтобы отделить от волокон. Когда раствор отстоится, в осадке выпадает крахмал. Воду сливают, а клейкую крахмальную кашицу сушат на противнях. Получается мука, годная для хранения. Само по себе фуфу имеет пресный вкус наподобие нашей картофельной муки, и только различные пряные подливки с большим количеством перца придают ему остроту.