Приверженность исламу, однако, не мешает многим африканцам посещать одновременно церкви других вероисповеданий. Это странное, казалось бы, явление восходит к традициям старых религий буша. Все африканские религии признают существование верховного божества и этим приближаются к монотеистическим[11]. Но верховному божеству никто не молится, молитвы возносятся второстепенным богам, так называемым оришам. Это представляется вполне логичным; если племени нужен дождь, оно обращается к тому орише, который ведает дождем. Другое племя, заинтересованное в охотничьей удаче, поклоняется исключительно орише охотников.
Не удивительно поэтому, что и сегодня многие африканцы исповедуют сразу несколько вероучений, каждое из которых они связывают с определенным оришей. Благодаря подобной веротерпимости к югу от Сахары между исламом и христианством, несмотря на их тесное соседство, никогда не было жестоких столкновений, какие сотрясали другие страны.
Я не решился заглянуть во двор мечети, где перед главным зданием с молельными нишами и кафедрой для проповедника находились бассейны для ритуальных омовений. Это было бы величайшей невежливостью и, безусловно, вызвало бы сильное раздражение: я был увешан фотоаппаратами, а храм, святая святых, требовал уважения к запрету ислама изображать живые существа, хотя меня как фотографа это возмущало.
Недалеко от мечети — мастерская резчика. Тут уж я не мог пройти мимо. В тени аркад покрытого волнистым железом дома сидят четыре молодых человека, работающие под наблюдением мастера постарше. Один искусно вырезает из слоновой кости звенья для цепочки, его сосед их полирует, и скрепляет медными скобами, третий с поразительной ловкостью обрабатывает корень причудливой формы, последний же превращает деревянную чурку в сильно стилизованную человеческую голову. Это, наверное, будет танцевальная маска, для которой на заготовке уже прорезаны отверстия для глаз, носа и рта.
Из переносного транзистора японского производства льется приглушенная танцевальная музыка; идет передача из Фритауна. Как все же переменились времена!
Прежде изготовление танцевальных масок, символов предков и амулетов обязательно сопровождалось магическим ритуалом: в процессе работы над ними произносили магические заклинания или пели магические песни, так как эти предметы должны были защищать своих владельцев и сообщать им магическую силу. А сегодня при этом звучит легкая музыка, транслируемая по радио.
— Разрешите войти? — спросил я мастера.
— Пожалуйста, — ответил он прокуренным голосом, пододвигая мне круглую кожаную табуретку. Внимательно наблюдая за работой, я спрашиваю себя: что это — искусство или ремесло? Провести между ними границу в Африке, связанной традициями, нелегко, ибо африканцы понимают под «искусством» нечто иное, чем мы.
Традиционное искусство было и по сей день остается в Африке анонимным. Например, культовая маска, висящая на стене, с точки зрения африканца, никоим образом не является произведением искусства, это всего-навсего обработанный кусок дерева. Но в тот самый момент, когда ее надевает танцор и начинает танцевать, она становится средством художественного выражения. Только тогда форма, материал и цвет данного предмета обретают совсем особое, ритуальное значение.
Но теперь и в этой области произошли ощутимые изменения, хотя многие мастера в сельских местностях продолжают хранить верность древним традициям. Их искусство сводится к набору технических приемов, притом совершенно определенных, которые часто выполняются самыми примитивными орудиями.
Резчики работали не спеша, не обращая на меня внимания. Спустя некоторое время мастер спросил: «Чем могу быть полезен?» — приведя меня этим в замешательство: сейчас он предложит мне купить что-нибудь из его изделий. Но ничуть не бывало. Выяснилось, что мастерская не занималась серийным производством на продажу, а изготовляла уникальные экземпляры по заказу клиентов. Мастер охотно показал мне готовые вещи, ожидавшие в заднем помещении своих будущих владельцев. Преобладали цепи и амулеты, фигурки животных, деревянные ложки с резным орнаментом, черные танцевальные маски, прекрасные работы из слоновой кости. Но больше всего меня поразил настоящий шедевр — целое стадо слонов, вырезанное из одного большого кривого бивня. На нем, начиная от острия и кончая шейкой зуба, расположились в затылок друг другу одиннадцать шагающих слонов. Эту прекрасную тонкую вещь заказал один иностранный дипломат.
Я осторожно поинтересовался, откуда мастер получает слоновую кость.
— Из Нигерии, — отрезал он. Но у меня были все основания сомневаться в правдивости его слов: слоны с такими большими бивнями в настоящее время уцелели только в Центральной и Восточной Африке.