В стране у Карибского моря

Возрождению самобытности в Центральной Америке, пожалуй, даже правильнее сказать во всей Латинской Америке, положил начало народный поэт маленькой Страны Никарагуа Рубен Дарио, который в 1890 году на удивление Европе впервые выступил о произведениями, имевшими чисто «национальные» истоки. За ним последовали многие другие деятели Латинской Америки — поэты и писатели, живописцы и графики, композиторы и создатели фильмов. Все их поиски утраченной самобытности неизбежно обращаются к культурному наследию индейцев. Как бы ни презирали индейца, как бы ни отгораживались от него в повседневной жизни представители латиноамериканской буржуазии, в первую очередь крупной буржуазии, тем не менее даже они говорят о нем как о «старшем сыне» Южной или Центральной Америки. Вначале дело шло вовсе не о том, чтобы вернуть к жизни высокие культурные ценности индейской древности, и не о том, чтобы помочь забитому современному индейцу добиться социальной справедливости. Нет, вначале это был всего лишь сознательный и демонстративный разрыв с Европой и англосаксонским миром. Лишь постепенно эта тенденция национального возрождения, поначалу подчиненная одной узкой цели, наполнилась содержанием, которое соответствовало ее форме, и установила историческую преемственность от индейских предков.

С точки зрения утилитарной, как средство духовного подъема и активизации масс, достаточно действенным был и первоначальный этап. Народные массы, связанные с индейцами по крови куда сильнее, чем господствующие классы, осознали свою ведущую роль в деле будущего развития страны.

Национальным духом проникнуты монументальные скульптуры и памятники во всех городах Мексики. Все скульптуры, фрески или мозаика, которыми, украшают новые здания, являются индейскими по тематике, стилю и краскам. Можно любоваться ими и в Веракрусе, где они, красуются на школах, общественных зданиях и даже магазинах. Однако мне показалась не особенно уместной в смысле почтения к прошлому такая, например, вольность, когда великий ацтекский предок Монтесума используется как персонаж для плаката, рекламирующего одну из популярных марок пива.

Не следует упускать из виду, что наряду со стремлением к подлинно национальному образу мысли и творчества могут разрастаться также и опасные формы подражания европейским образцам. Именно в Мексике, некогда называвшейся Новой Испанией, всегда был относительно высок удельный вес чисто испанского и креольского населения[6], и поэтому, несмотря на последующее отстранение Испании как политической и экономической силы, Мексика сохраняет тесный контакт с былой «метрополией». Так, захват власти генералом Франко не остался без последствий и для Мексики, хотя правительство, как и народ, официально поддерживало испанских республиканцев против Франко и многим из них предоставило убежище. Фашизм нашел здесь своих подражателей; Игнасио Гонсалес Голас собрал его приверженцев в «Национальный союз синаркистов». С его членами мне приходилось в дальнейшем время от времени встречаться. Особенно заметна была их неблаговидная возня среди студентов столицы, они не стеснялись даже рисовать масляной краской огромные знаки свастики на спинах своих кожаных курток.

Позднее, во время первой советской экономической и культурной выставки в Мехико и приуроченного к ней визита Микояна, они пытались фашистскими сборищами и антисоветскими выступлениями смутить своих земляков, которые были рады новым, вернее, возобновленным после длительного перерыва контактам с Советским Союзом. Однако это им не удалось: движение синаркистов не стало пока сколько-нибудь значительным политическим фактором, несмотря на усиленное снабжение идеологическим оружием из франкистской Испании и на все заботы о его кассе со стороны северного соседа, столь заинтересованного в любом виде антикоммунизма. И все же порой мне, к сожалению, не удавалось отделаться от впечатления, что как в Мексике, так и в центральноамериканских государствах есть люди, которые, обладай они политической и военной мощью Франко или Гитлера, во всем пошли бы по их следам.

Впрочем, эти впечатления я собрал лишь в ходе моих более поздних странствий. Теперь же я только что прибыл в Веракрус и занимаюсь обзором истории этого города. Мне удалось установить, что впервые географическое положение Веракруса правильно определил наш знаменитый соотечественник Александр фон Гумбольдт. До него все карты указывали пункт с координатами, которые соответствовали точкам, расположенным не на берегу, а либо где-то в заливе, либо где-то на плоскогорье. В начале марта 1804 года Гумбольдт закончил здесь свое многолетнее путешествие по Южной Америке и Мексике. Обладая высокой научной добросовестностью и неукротимой энергией, он даже в последние дни своего пребывания на континенте вел измерения и записи. В своем замечательном сочинении «О политическом положении в королевстве Новая Испания» он впервые дал образцовый экономико-географический анализ значения порта Веракрус для того времени, то есть в последний период колониального господства Испании.