И какой смысл, далее, назначать кого-то блюстителем закона, когда его решения будут определяться не законом, а ожиданием подачки за усердие? Что толку в наилучшем медицинском дипломе, когда многие врачи, алчные и бессердечные, видят в пациенте не больного, ждущего помощи, а податливую дойную корову, которую надо как можно дольше держать на привязи. В такой обстановке даже лучшие качества мексикацев, этого столь привлекательного и симпатичного народа, их примерная вежливость и гордое стремление в любых условиях оставаться самими собой, — разве не идут они все больше и больше к упадку? Лихорадочный темп жизни, бег наперегонки со временем, погони за наживой и увеселениями, эгоизм, посторонние влияния, рабское преклонение перед всем показным, господство моды уничтожают эти качества точно так ни, как это происходило у других народов.
И тем не менее Мексика, обширная страна с множеством географических преимуществ, с ее просторами, ее историей и культурой, ее золотыми руками и ее инициативой, имеет все возможности отбросить мишурный блеск мнимого прогресса и обеспечить себе светлое будущее. В Мексике нет недостатка в людях, известных далеко за пределами своей страны, которые служат живым свидетельством таких возможностей. Пусть сплотятся все ее позитивные силы и превратят Мексику в образец для всей Латинской Америки, которого там ждут и которым она, как никакая другая страна этого континента, имеет основания стать в силу своих неизрасходованных запасов энергии и ее неисчерпаемых источников.
НА ЮГ ПО ПЕРЕШЕЙКУ
— Вы, конечно, полетите на самолете? — спрашивали меня обычно в Мексике, когда заходила речь о Гондурасе, цели моего путешествия. — За пять-шесть часов будете там.
— И притом узнаю о Центральной Америке ровно столько, сколько можно узнать, глядя на землю с огромной высоты, за пять-шесть часов полета, если вообще можно что-либо увидеть при таких скоростях. И вообще, летать на самолете для меня слишком скучно: мне нужно хоть немного приключений. Нет, о самолете не может быть и речи.
— Но как же тогда? Не по суше же!
— А почему бы нет? — отвечал я. — Мне не к спеху. А заниматься географией лучше всего на земле.
Собственно говоря, я ничего не имел бы и против того, чтобы поплыть на каком-нибудь местном пароходике откуда-нибудь от Мансанильо или Акапулько из порта в порт вдоль тихоокеанского побережья и так до самого Гондураса. Но такой вид сообщения здесь отсутствует, даже с соседней Гватемалой. Отношения с ней у Мексики, ввиду незабытых пограничных раздоров, в настоящее время оставляют желать лучшего. Нет даже сквозного железнодорожного сообщения с этой страной: ширина колеи на границе меняется, и все надо перегружать с одного поезда на другой. Такой порядок не очень способствует росту товарообмена. И даже большая панамериканская автострада, знаменитая Карретера Интерамерикана, или Пан-Америкен Хайуэй, в то время имела разрыв в мексикано-гватемальской пограничной области; он был заполнен лишь в 1959 году. А до этого приходилось с автотранспорта пересаживаться на железную дорогу, чтобы потом опять вернуться на автостраду.
Вскоре я нашел автобус, отправлявшийся в южном направлении, который мог взять меня с моим багажом. Настало время прощаться со многими новыми друзьями — я надеялся снова увидеть их примерно через год. Дорога опять вела через перевал между высокими, увенчанными снегом вулканами, и я был рад, когда громада Мехико утонула где-то внизу, в молочной дымке раннего майского утра. Начиная от Пуэблы местность была для меня незнакомой, и следовало быть внимательнее, чтобы ничего не пропустить. Конечно, с самолета эта смена плоскогорий и словно ножом прорезанных ущелий, вулканических конусов и горных цепей, извилистых щебнистых речных долин и тесных селений с их шахматными клетками кварталов выглядела бы великолепно, это было бы, как точный слепок рельефа с различными геоморфологическими формами…