Дон Хосе Клаудио Веласкес, инициативный учитель морено из Мукурунга, как видно, понял это раньше, чем «выдающиеся деятели культуры» из столицы. Заметив мой интерес к своим педагогическим методам, учитель отблагодарил меня несколько неожиданным образом. Он послал своих учеников сначала домой, а потом ко мне на квартиру. Они явились гуськом, нагруженные бананами, кокосовыми орехами, плодами райского дерева и растущими здесь в изобилии зелеными апельсинами и совсем завалили меня этими дарами. Я раздал ребятам всю свою мелочь — радость, которую они мне доставили, стоила того. В полдень явился и сам дон Клаудио. Он принес мне кружку кофе и немного собственноручно изготовленного печенья. У ладино я никогда не встречал такого бескорыстного радушия.
Однако помочь мне с носильщиками и он был не в силах. Я целый день пытался кого-нибудь найти, и все безрезультатно. На это была особая причина. Недавно одна североамериканская компания по производству жевательной резины, базирующаяся в Никарагуа, послала своих уполномоченных в пограничную с Гондурасом область, чтобы организовать сбор сока деревьев туну (Poulsenia armata), растущих в лесах вдали от побережья. Такие уполномоченные были посланы и вверх по Мукурунгу. Деревня того же названия — единственный населенный пункт в бассейне этой реки, лежащий непосредственно на ее берегу. Здесь-то агенты и стали вербовать сборщиков. Чуть ниже по течению реки они организовали свой приемный пункт. Весь собранный сок подвергался там кипячению и очистке. И хотя они платили за квинтал, равный ста испанским фунтам (приблизительно 46 килограммов), всего лишь 20 лемпир (10 долларов), тогда как в Никарагуа квинтал обходился им по 80 кордобас, или 32 лемпиры, все же для населения это означало неожиданный заработок, какого не случалось за многие годы.
Теперь ни у кого не было охоты идти в носильщики, брести с грузом через бесконечные болота в Ауку. И вообще, кто знает, можно ли сейчас переправиться через Накунту? Правда, наступило так называемое веранильо — маленькое лето, короткий период ослабления дождей среди влажного сезона, когда свежий пассат, который начинается ровно в половине десятого утра и смягчает невыносимую дневную жару в этой удаленной от моря низменной местности, сменяется неустойчивыми, обычно очень слабыми ветрами всех направлений. Но все-таки дожди шли почти ежедневно, и предугадать состояние рек было невозможно. Вот если я положу по десять лемпир за день, тогда можно будет подумать, говорили люди, к которым я обращался. Но мне-то об этом нечего было и думать. Обычный для здешних мест «тариф» составлял полторы, в крайнем случае, две лемпиры. И лишь в исключительных случаях я мог позволить себе платить три.
В Москитии существовала своя собственная система цен. Она определялась только торговцами и владельцами факторий на побережье. Каждый из них обирал район определенной реки, и все они смотрели друг на друга волком. Но в отношении цен они были заодно. Например, за квинтал неочищенного риса, с доставкой на факторию, они платили самое большее пять лемпир, тогда как брюки из тонкой хлопчатобумажной ткани стоили у них в полтора раза больше. За взрослую лошадь они давали 30 лемпир, то есть столько же, сколько стоят четыре пары таких брюк! За коробку ходовых здесь дробовых патронов шестнадцатого калибра торговцы требовали лемпиру, хотя в Тегусигальпе на эти деньги можно было купить три коробки.
— Должны же мы оправдывать свои транспортные издержки и потери, — говорил мне владелец фактории в Туси, у которого я останавливался. — А самое главное — ведь мы идем на риск! Ни один мискито не платит наличными, все покупают вперед под урожай риса. А если вдруг случится недород — что тогда? Тогда нам сидеть в дураках, сеньор!
При всем своем немногословии, когда разговор заходил на эту тему, он оживлялся. Он на все лады втолковывал мне, что здесь любое предприятие приносит убытки, что сюда только успевай вкладывать деньги, что платить по пять лемпир за квинтал риса — это разорение, а продавать рубашку за семь — разорение еще более ужасное, и что вообще мискито — это распущенная банда воров, шалопаев и обманщиков, которые должны благодарить бога за то, что находятся самоотверженные торговые люди, которые о них заботятся. Примечательно, что подобную аргументацию неизменно повторяли все бедняги «капиталисты» в этой стране, с которыми мне приходилось разговаривать, и все они без исключения бесстыдно Клеветали на тех, кому обязаны своим богатством и процветанием.