В стране у Карибского моря

В Лаке я увидел еще много интересного. Это единственное в Москитии место, где кое-кто из женщин занимается прядением и ткачеством, перерабатывая хлопок, выращенный в своем же хозяйстве. А здешние мужчины владели навыками обработки кожи. Шкуры коров и убитых диких животных они обрабатывают дубильными веществами, полученными из коры мангровых деревьев. Из выделанной таким образом кожи они шьют при помощи кожаной тесьмы вполне удобоносимую обувь. Обычные предметы обихода в хозяйстве мискито: гамаки, корзины, стропы для ношения грузов, веревки, различные сумки — все это, разумеется, и здесь в любом количестве изготовляется собственными силами, частично из лиан, частично из прочного лыка одного из небольших деревьев семейства мальвовых. Это дерево растет только в болотистых лесах у лагун, а дальше в глубь суши для этой цели применяется промытое лыко дерева туну. Я видел здесь и многие другие изделия быстро исчезающего самобытного ремесла. Мне понравились, например, маленькие рожки для пороха, изготовляемые из узкой части коровьего рога и закрывающиеся пробкой, украшенной грубой резьбой. Еще не вышли из употребления большие стоячие барабаны, обтянутые только с одной стороны, в которые бьют рукой, и барабаны поменьше, в которые бьют двумя короткими палочками. Зажигалки, как и в других местах Москитии, обычно состоят из двух кремней, а иногда из одного, который ударяют о покупной напильник или иной кусок стали, а фитилем служит любой обтрепанный кусок хлопчатки. Агрегат в целом называется тиль.

Аука тоже оказалась большой деревней с числом домов не менее пятидесяти. Правда, она возникла всего лишь около начала нынешнего столетия. Но поблизости находят остатки более древних поселений. Был чудесный ясный день, когда я прибыл туда после приятного перехода, который осложнили лишь несколько небольших суампу. За ними местность начала понемногу повышаться и сразу сделалась сухой. Появились галечные россыпи и обнажения пластов рыхлого песчаника. Все это свидетельствовало о том, что мы уже вступили в область предгорий. Уже несколько раз мы поднимались на высоты до сотни метров над уровнем моря. В горных областях стометровая разница высот не играет роли, но здесь она означала переход в совершенно иной мир, из царства нескончаемых болот в область вольных, чудесных саванн, местами поросших сосною. Дышалось легко. С холма открывался великолепный вид на бескрайние просторы, которые еще до сравнительно недавнего времени были частично покрыты сосновыми борами. Вдали виднелись широкая полоса галерейных лесов по Рио-Коко, которая служила «номинальной» границей с Никарагуа, и большие пятна болотного леса у приморских лагун. Сами лагуны здесь и там сверкали на солнце то длинными полосами, то округлыми бассейнами. Море только угадывалось где-то вдали на севере, где сливались все очертания. Несколько ближе, более или менее параллельно течению Рио-Коко, тянулась к побережью еще одна хорошо различимая лесная полоса! галерейные леса по Рио-Крута.

Несколько позднее мне попал в руки только что изданный в Тегусигальпе небольшой путеводитель по Гондурасу. Он назывался «Гондурас, прекрасная страна сосновых лесов». В книжке было указано, что лесные богатства Москитии, которую я исходил вдоль и поперек, включают 900 миллионов сосен. Это свидетельствовало лишь о том, что там, в столице, до сих пор не ведали, какая лесная драма разыгралась здесь, в «дальнем лесном закоулке». И совсем уж нелепым выглядел содержащийся в этой книжке расчет доходов, которые якобы могли быть в будущем извлечены из «неисчерпаемых богатств» этого «дальнего лесного закоулка». Считая за каждую сосну по 0,25 доллара да плюс 45 миллионов стволов махагони (кто здесь видел хоть одно дерево?) по 5 долларов штука, да плюс 14 миллионов стволов «прочих промышленных пород», скромно оцененных по 0,1 доллара за дерево, в общей сложности набегала кругленькая сумма в 250 миллионов североамериканских долларов.

Как я понимал, этот расчет, предполагающий безрассудную вырубку целой огромной области, не отражал намерений правительства, а лишь был рожден воспаленным воображением какого-нибудь безответственного дельца. Но какая разница? На практике вышеприведенный расчет, без ведома «ответственных лиц», был уже по сути дела в большей части проведен в жизнь! А может быть, и в данном случае «ответственные лица» не остались полностью непричастными? На неопубликованной карте распределения лесных богатств республики, с которой мне по возвращении из похода удалось ознакомиться в одном из столичных учреждений, было отмечено, что преобладающая часть лесных концессий в этой полосе была выдана… правительственным чинам!