В стране ваи-ваи

У меня было очень мало лекарств, но я дал каждому по сильной дозе сульфатиазола и оставил еще таблетки, объяснив, как их принимать. Продовольствия у нас было мало, и мы не могли задерживаться дольше. Я утешался тем, что до сих пор никто из болевших не умер. Выздоровели даже Уильям и Вайяма, не получившие нужных лекарств.

Я не знал, положено ли здесь пожимать руки на прощание. Сами индейцы стояли неподвижно — может быть, они ждали, что я проявлю инициативу? Я помахал рукой, повернулся и покинул деревню, от души желая, чтобы поскорее пришел конец всем болезням на свете.

Мы избавляемся от Ионы

Все время, пока мы шагали через лес, холмы, болота, меня мучила мысль: что делать с Ионой? Несмотря на недавнее примирение, он брюзжал пуще прежнего. Будь все остальное в порядке, можно было бы не обращать на него внимания, но дела обстояли далеко не блестяще. Ни охота, ни рыбная ловля почти ничего не дали, мавайяны смогли уделить нам продовольствия только на четыре дня, а не на десять, как мы рассчитывали. У них самих еле-еле хватало запасов, чтобы перебиться до конца дождей.

К сожалению, похоже было на то, что придется отказаться от похода вниз по Мапуэре, а вместо этого как можно быстрее идти к деревне Манаты. Хорошо еще, если удастся выкроить несколько дней на сбор растений на водоразделе Акараи.

Безил и ваписианы к предстоящим трудностям относились спокойно и были готовы помочь мне сделать возможно больше. Но Иона открыто злорадствовал: «Я же вам говорил…»

Лес тоже действовал на меня угнетающе — бесконечный океан листьев, стена стволов, переплетение сучьев, мерцающий полумрак, сырость, липнущая к лицу паутина, неисчислимое множество кусающих и жалящих насекомых, духота, шипы, которые цепляются за волосы и одежду…

Почва размокла от дождя, на подъемах и спусках я скользил, а сырость сгноила всю мою обувь: разваливалась одна пара за другой, каждая ремонтировалась не раз и все-таки окончательно приходила в негодность. И вот теперь «запросила каши» последняя пара тапочек, которой я пользовался только в лагере. Почти два километра я брел точно в шлепанцах; наконец встретилось дерево с мягким лубом, и мне удалось примотать подметку. Я прикинул в уме: не считая пути к реке, нам идти дней одиннадцать. Если я буду осторожен и если мы найдем балатовое дерево и наберем клея, то я, пожалуй, дотяну в этой паре до конца похода…

Титко-тирир — покинутая деревня… Мара-йоку — удивительный бамбук, аллигатор под нависшими над рекой колючими пальмами… Ороко'орин… Сверху плыли горячие волны нагретого воздуха, потом солнце склонилось и стало метать нам в лицо золотистые стрелы. Уже стемнело, когда мы достигли грязной неуютной площадки, где разбивали лагерь в прошлый раз.

…Неподалеку на землю рухнуло с громом высокое дерево, и я проснулся. Еще мерцали звезды, но небо уже светлело. Послышались голоса, громкий лай: пришли мавайяны. Они обещали прийти рано утром, но задержались на Ороко'орине, чтобы наловить рыбы. Мавайяны несли половину нашего имущества, а также все купленные нами лепешки и бананы. Мне сразу стало легче на душе, как-то спокойнее от сознания, что за нами не спеша идут две семьи (Ка’и и Юхме взяли с собой жен, и они несли поклажу, чтобы мужьям ничто не мешало охотиться), ловят рыбу, готовят себе обед и встают на заре, чтобы догнать нас.

В полдень Юхме с женой шел впереди меня; вдруг их собаки с лаем ринулись в лес, и вскоре совсем близко показался пекари. Спасаясь от старой, обычно вялой собаки, которая отбила его от стада, он укрылся под деревом у тропы. Юхме пустил туда стрелу, пекари вскочил, его прикончили ударом тесака.

Две маруди, остатки копченой рыбы, пекари — обед был обеспечен. Утром я открыл последнюю банку мясных консервов, утешаясь тем, что до моего заветного маленького склада идти совсем немного. Теперь я жалел, что не удержался: кто знает, повезет ли опять охотникам…

— Первое мясо за четыре дня, — услышал я голос Ионы, когда мы вечером сидели у костра.

Он слишком устал в этот день, и я сортировал образцы без помощи.

— Дальше так не пойдет, — продолжал он. — Голодный человек — не работник…

Послышались одобрительные возгласы.

Неужели это уж так плохо: бананы, фаринья, маниоковые лепешки и время от времени немного мяса?

А Иона уже рассказывал об одной экспедиции, начальник которой сошел с ума. Он носился голый с ножом в руке и отдавал нелепые распоряжения.

— Тогда мы втроем связали его и положили в лодку, а он все время кричал, что еще разделается с нами. Мы отвезли его обратно на базу — больше ничего не оставалось!

Снова возгласы одобрения…