В захолустье столичном, квартале его госпитальноммимикрия ампира осенней порой минимальна.Потускневшая охра да золота бледность синичья,словно свежая кровь, господа, у былого величья.На курганы отбросов под гаснущими небесаминаседает черней воронье на паях с сизарями.Кто хранитель огня, тот сегодня один и хозяин.Уж до судного дня не задобрить имперских окраин.Заушают оттуда имамы, отцы, господаринас, чьи души белы безнадежно от выхлопов гари.Надо б воздуха в грудь было больше набрать для отвагиперед тем, как нырнуть, как нырнуть, присягая, под стяги— эти неводы, верши, трехцветные крепкие снаститой умершей, а вдруг воскресающей — власти.То ли солнце в зенит закатилось из серого дыма,иль петарда летит — к стенам Нового Ерусалима.Октябрь 1991
ГОЛОС ИЗ ХОРА
Спросится с нас сторицей:смерть, где твое жало?Небо над всей столицей,как молоко, сбежало.Лишь золотые тениосени — Божья скрепав гаснущей ойкуменегибнущего совдепа.По облетевшей куще,хлопьям её кулисы,не обойти бегущейпо тротуару крысы.Теплятся наши страхизнобкие в гетто блочных.Тоже и страсти-птахитребуют жертв оброчных.Все мы — тельцы и девы,овны и скорпионы,пившие для сугревупо подворотням зоны,перед вторым потопомныне жезлом железным,чую, гонимы скопомв новый эон над бездной.В черные дни, на ощупьузнанные отныне,жертвеннее и прощемилостыня — Святыне.16. XI.1991
«В отечестве перед распадом…»
В отечестве перед распадомвзамен сердецсосредоточился в лампадахего багрец.И помнит изморозь в окопе,вернее, соль землипро галактические кописвои вдали…Ведь даже атомы в границахтрущоб-пенатвдруг преосуществились, мнится,поверх оградв заряд шрапнели,накрывший цель.И страшно заглянуть в немые колыбелиродных земель.До судного недолго часауже огнямлепиться у иконостаса,приосвещая нам,что ставит грозную заграду,врачуя и целя,гражданской смуте бесноватойрука Спасителя.1991