И он клянется, что лучше. Мне нравится перечислять всех цыплят клуба и выйти
Чтобы укрыться от солнца, он заводит лодку в грот. Внутри просто потрясающе. Прямо как в «Русалочке».
– Поиграем? – тут же предлагает он.
Его никогда не приходится просить. Папу надо было уговаривать поиграть целыми днями, пока он не соглашался уделить мне десять минут, да и то всем видом показывал, что ему скучно. Я его ненавидела, когда он говорил: «Я это для тебя делаю, так что давай по-быстрому». С Монджо другое дело. Он-то играет с душой. Я предлагаю ему сценарий: я буду русалочкой, а он моим другом рыбой-клоуном, но он хочет быть принцем. Я знаю сказку наизусть: я должна спасти его и откачать на пляже, куда его выбросило. Я выставляю большой палец, это значит «стоп-игра», и предлагаю вернуться на пляж, чтобы разыграть эту сцену, но ему не хочется покидать ореховую скорлупку. Он сосет мой палец.
– Я прыгну в воду, – говорит он, – а ты втащишь меня в лодочку и спасешь.
Мне этот сценарий тоже нравится. Лодка даже лучше, чем пляж.
Он подмигивает мне и ныряет. Высовывает голову из воды и делает вид, что тонет, протягивая мне руку. Я ловлю его ладонь. Закрыв глаза, он помогает мне втащить себя и валится на середину лодки. Я смеюсь, и он снова подмигивает. Нет, так нельзя. Играть надо всерьез, иначе неинтересно. Я кричу:
– Принц! Принц! Проснитесь! Море принесло вас на мой корабль, но вы не беспокойтесь, я вас вылечу, я здесь, чтобы спасти вас, очнитесь!
Мне отлично удаются затейливые фразы, но принц и бровью не ведет. Тогда я сама прыгаю в воду и кричу:
– Подождите, принц, я сейчас позову мою подругу рыбу-луну, чтобы она осветила наступающую ночь! Не бойтесь!
Я делаю несколько гребков и пытаюсь забраться в лодку, но у меня не получается, и я начинаю звать на помощь:
– Монджо! Вытащи меня!
Я правда не могу залезть в лодку. Он долго мешкает, прежде чем вытянуть руку к воде. Я хватаюсь за ладонь. Появляется его лицо, глаза еще закрыты. Только лицо и эта сильная рука, которая меня спасает. Он обхватывает меня за талию, поднимает, ложится на спину и сажает на себя. Я сползаю, чтобы не придавить палку, но он спускает мои трусики, стаскивает их и кладет рядом с собой. Говорит, что так я быстрее высохну, но советует остаться в футболке из-за отраженных лучей солнца. Я тяну ее вниз, чтобы прикрыть ляжки. Палка приподняла его плавки. Он вдруг заводит речь о гостях. Спрашивает, знаю ли я, как нужно принимать гостей. Я отвечаю, что знаю. Думаю о своих трусиках, мне хочется снова их надеть.
– Что такое принимать гостей? – опять спрашивает он.
– Это когда приглашаешь их к себе домой.
Он хвалит меня, я ответила правильно. И обещает, что мы пойдем в аквапарк, будем на полной скорости кататься с горки на ватрушках, прямо так, как мама терпеть не может! А потом он показывает мне, что в ответ на приглашение должен сделать гость, прежде чем войти в дом.
– Нужно войти аккуратно и не забыть вытереть ноги, – объясняет он. И трет об меня свою палку. Я – коврик под дверью.
– Анна, прими меня, – шепчет он и кладет на меня руки. Всеми ладонями.
Мы возвращаемся домой, и я не могу отойти от мамы. Монджо сразу предупреждает, что завтра утром у нас снова тренировка.
– Каждый день! И ни разу не понежишься в постели с Элен? – шутит мама.
Потом, когда мы вдвоем, а его подружка принимает душ, он шепчет мне: «Это ты моя милая». И я горжусь, но мне все равно нехорошо. Я так и не могу отлипнуть от мамы, и когда она соглашается лечь со мной этой ночью, в порядке исключения, у меня брызжут слезы. Она думает, что это из-за ПУ, но я говорю, что это от радости, но сама так не думаю. С нами в кровати Анна, она задыхается под подушкой. Утром я говорю маме, что не хочу идти тренироваться, но она выталкивает меня из кровати.
– Ну уж нет, Лили, ты представляешь, сколько делает для тебя Монджо? Пользуйся возможностью, иди тренируйся, увидимся потом, моя Лили!
10
Я вернулась в коллеж как раз к началу уроков. Не то чтобы я боялась опоздать, но как-то не хочется отвечать на вопросы встревоженных учителей. И так сегодня утром с мадам Пейна еле выкрутилась. И до сих пор не понимаю, почему не выложила ей всю правду. Она, в конце концов, художница, вполне могла бы понять, как у нас с Монджо сейчас все сложно. И что мне нужно с кем-нибудь поговорить, но я не знаю с кем. С мамой я и хотела бы, но это невозможно. Во всяком случае, сейчас. Надо спланировать день до вечера. Прошвырнуться с ней по магазинам, она это обожает, а после шопинга я, может, скажу ей, чтобы она заканчивала с Монджо.