В свободном падении

Я потихоньку встал и, осторожно потягиваясь, вышел из необъятной могучей тени. Было прохладно, сонно, но свежо. Раннее утро в мегаполисе. Я побрёл на слабый звук автострады, по пути куря и застёгивая на себе куртку. Я не торопился: мне нравилась разлившаяся вокруг тишина. Ветра не было, и поэтому деревья стояли спокойно: никакого тебе шелеста листвы, пения синичек, долбления дятла.

В районе Садового кольца рассветная Москва более всего напоминала механистический ад. Голое асфальтовое поле, редкие замызганные люди, подгоняемые поливалками и эвакуаторами, свинцовые небо и туман, клокочущие мусорные баки. Всё это выглядело устрашающе. К счастью, павильон метро был поблизости, и я нырнул в него. В голове был густой туман, и я, не пытаясь его развеять, сосредоточился на простых автоматических движениях: уклонился от летящей на меня двери, придержал для того, кто идёт следом, долго ощупывал карманы, пока не наткнулся на пластиковую карточку, приложил её к жёлтому кружку, загорелся зелёный, встал на эскалатор, спустился, изучая проезжающую мимо рекламу. Бодрый голос диктора декламировал стихи. Немного подождав поезда, зашёл в него, осторожно, двери закрываются — БАМ! — кому-то что-то прищемило, потому что они снова открываются и опять закрываются. Наконец, поехали. Убаюканный тихим гулом, я прикрыл глаза и снова провалился в вязкую дремоту. Стало безопасно и хорошо, как под огромным шерстяным одеялом.

От метро я ехал в совершенно пустой маршрутке, то есть были только я и водитель. Он домчал меня до нужной остановки минуты за три. «Будьте добры, на остановке… На остановке остановите, остановщик…» — пробормотал я. Остановщик остановил.

Дворники мели мётлами, а первые собачники выгуливали ухоженных своих собак. Я остановился закурить, и тут же ко мне подбрела огромная вялая псина, дог, закинула огромную ногу, желая на меня отлить, но я отошёл. В специально организованном вольере коротко стриженая девушка упражнялась с добродушного вида лабрадором. «Сидеть, лежать, кататься, улыбаться, быть счастливым и радоваться каждому мгновению», — командовала псом девушка. Пёс с готовностью выполнял поручения. Вот поэтому-то я и не люблю собак, этих послушных и зависимых подхалимов. Ненавижу взаимоотношения рабов и господ, презираю тех, кто подчиняется, ненавижу тех, кто командует. Пусть будет самодостаточный кот, пусть будет ходить и ссать там, где вздумается, а я буду его наказывать и злиться, а он в ответ будет ссать ещё больше, ссать мне в ботинок вонючей зловредной мочой, ссать и срать, до бесконечности. Это и есть нормальные отношения, борьба противоположностей, настоящая жизнь…

Я зашёл в подъезд, вызвал лифт. Он открылся почти сразу же, заждавшийся на первом этаже.

— Э, подожди, нэ закривай! — услышал я нагловатый кавказский голос и стремительный топот нескольких пар ног. Я поморщился, но нажал на кнопку с отвернувшимися друг от друга острыми стрелками.

— Вот спасыба, — произнёс очень чёрный, волосатый парень. Роскошные волосы, завистливо подумал я, прямо как у Наргиз. У Наргиз?

Он молча шагнул в лифт и ударил меня один раз, точно в нос. Меня отбросило назад, ударило затылком о стену, и тут же я получил ещё раз, на встречном движении. Скатился вниз, ошеломлённый.

Меня вытащили из лифта, стукнули головой о почтовый ящик, который сразу же сломался, распахнулся, заполошно громыхая дверцей. Бросили на пыльный холодный кафель.

Удары посыпались с разных сторон. Каждый из них сопровождался, как заклинание, негромким злым возгласом. Чаще всего повторялось: «Сука». Я перекатывался от стены к стене, почти не чувствуя боли, и думал о том, что как же странно, прожил уже столько бурных, насыщенных лет, а бьют меня вот так, по-настоящему, в первый раз. В нос и рот забивалась пыль, и я чихнул, громко, неуважительно к бьющим. Получалось, я реагировал на аллергию, а на удары — нет. От этого стали бить сильнее, а я продолжал чихать.

Зачем-то они подняли меня на один пролёт вверх, бросили о батарею и продолжили избиение там. В батарее пыли было ещё больше, древней, утрамбованной советской ещё пыли. Интересно, подумал я, а второй брат, похож ли он на Наргиз. Я поднял голову и тут же получил кулаком в бровь. Кровь залила глаза. Лёжа на животе, я заметил, что бьющие были одеты в остроносые туфли, начищенные до блеска. Один туфель я увидел вдруг у самого глаза, он взмахнул в мою сторону и глаз потух.

Один из братьев зачем-то прыгнул мне на ногу, и что-то хрустнуло, стало больно по-настоящему, я закричал. «Не ори, сука, тварь, пидарас». Новая серия мощных, остервенелых ударов по голове, спине, бокам. Властная рука схватила меня за волосы, потянула на себя.

— Чё это у тебя за хуйня в ухе, а пидарасина? — услышал я над собой. — Серёжки нацепил, блядь?