В свободном падении

— Да это так… на улице… — вяло откликнулся я. Майя продолжала тяжело дышать в шею, расстёгивая пуговицы на моей рубашке, быстро и умело.

— На улице… — встревожено повторила бабушка. — Я так волнуюсь из-за тебя. Сейчас вот в новостях опять передавали про преступность. Сейчас так много преступности. Время-то какое…

— Да, время такое… преступность, — Майя целовала меня в оголившийся живот, спускаясь всё ниже. Оторвавшись от меня ненадолго, чтобы сделать несколько жадных глотков из бутылки, она основательно взялась за мой неподатливый ремень.

— Вот я и говорю! Сейчас вот передавали про мальчика, которого убили на вокзальной платформе из-за телефона. Сначала побили, потом забрали его телефон, а он оказался плохой, не работающий. И они его из-за этого совсем убили.

— Ужасно… ужасная история. — Майя лишала меня штанов, рыча, подобно дикому зверю.

— Расскажи мне, как ты питаешься? Что, к примеру, ты ел сегодня на обед? — Майя с громким хрустом стащила лифчик и, совсем потеряв терпение, укусила меня в нос.

— АААЙ! — завопил я. — Бабушка, тут какие-то помехи на линии. Очень плохо слышно… Ты слышишь меня?

— Да, я прекрасно слышу.

— А я не слышу тебя почти. Как-то прерывисто. Вот, ты опять пропа… — я отключил телефон и бросил его в сторону. Бутылка слетела с дивана и покатилась по разгромленному паркету. Ценная терпкая влага заливала живущих у меня под полом неизвестных организмов. Майю было уже не остановить.

3

Я лежал в своей постели и наблюдал, как полумёртвая муха ползёт по направлению ко мне. Я знал, что она не сумеет доползти. Было пол-одиннадцатого утра. Некоторое время я лежал просто так и зевал, зачем-то прикрывая рукой свою обильную зевоту. Наконец, приподнялся, надел трусы, потом носки, потом джинсы, подошёл к окну и закрыл форточку. Всю ночь был снег с дождём и холодный ветер, так что всё, что находилось вблизи форточки, было холодное, и грязное, и мокрое, как погода на улице. С отвращением занавесив всё это шторой, направился в туалет. Было приятно писать на своей собственной жилой площади, в собственный, ржавый, явно нуждающийся в замене унитаз. Только вот как произвести эту замену? Я писал и мечтал. Как хорошо бы было, мечтал я, если бы замена унитаза происходила так же, как и замена игрока в футболе. Я представил себе, как выдохшийся, «наевшийся» человеческих экскрементов старый унитаз еле добредает до бровки. Он стаскивает с себя взмокшую футболку, швыряет её под ноги и обречённо бредёт в раздевалку. Вместо него на поле выбегает чистый, энергичный молодой унитаз, готовый к подвигам.

Далее я заглянул в ванную. В ванной отчего-то густо воняло клеем. Я умылся, зубы чистить не стал. Побрился тупым лезвием, без пены. Лезвия хрустели по лицу, застревая в проволоке жёсткой щетины. Было больно, очень больно: снова покраснение кожи, раздражение и зуд. И вот так почти каждое утро, подумал я с тоской: раздражение и зуд снаружи, упадок духа и паралич воли изнутри.

Но сегодня для дурного настроения был явный повод: нужно было ехать, встречаться с этим нассистом Сергеевым. Мне не нравилась его безыскусная фамилия, не нравилось, что он Анин «старый друг». Достойных людей среди Аниных друзей водиться не могло, тем более среди друзей «старых». Но всё же я обещал. А обещал — значит надо. Надо.

В холодильнике было пусто, но почему-то пахло разложением. От огромного блюда с креветками осталось только тёмное липкое пятно на сковороде. Вино было полностью уничтожено. Я заварил чай, поджёг сигарету. Вышел на балкон, перегнулся через перила, плюнул, пытаясь попасть в стоящий у подъезда мусорный бак, но плевок куда-то улетел, растворился, возможно, попал в чьё-то окно. Возможно, в окно хорошего человека. Возможно, прямо ему в лицо, когда он открыл форточку, чтобы порадоваться новому дню. На всякий случай, я мысленно извинился, наполнил лёгкие дымом, выпустил его тонкой струёй.

Я заметил ещё одну полумёртвую муху, она ползла по подоконнику. Мне не хотелось её убивать, но уж больно она была мерзкая. «Прости муха», — сказал я и опустил пепельницу на насекомое. Раздался едва различимый хруст.

Вадим ждал меня на скамейке в центре зала, раздражённо тыкая пальцами в свой айфон. Он был одет в расстёгнутое на все пуговицы пальто, из-за которого проглядывал голубой воротник рубашки. Деловой человек Вадим, готовящийся к важной бизнес-встрече. Даже длинные волосы уложены не без помощи геля. Бизнес-партнёр Андрей Васильевич Черкашин опаздывает, демонстрируя свою ненадёжность. Вот деловой человек Вадим и нервничает, терзает свой телефон. Я незаметно подкрался к бизнес-партнеру и ущипнул его за бок.

— Привет, голубок! — объявил я, присаживаясь рядом.

— Это ещё что такое? — Вадик уставился на меня с недовольно-довольной миной.

— Что?

— То самое, — Вадик встал со скамьи, напряжённо озираясь. — Откуда это твоё «голубок?» Насмотрелся французских фильмов?

— Да нет. Просто захотелось тебя так назвать. Ты похож на тощего голубя.

— Спасибо. Мне это не нравится.

— А мне не нравится твой наряд, — сообщил ему я. — Это наряд профессионального жополиза.