В свободном падении

— И выбрал тебя! Везучий парень. — Мне стало очень весело. Маленькие жизненные неудачи других людей снова поднимали настроение. Я даже позабыл, что сижу в ненавистной электричке, еду встречаться с «тортиком». В моей голове уже живописались картины. Я представил, как они будут заходить уже втроём, бывшая жена с девушкой и ещё плюс Кира, будут готовить себе еду, а потом неистово спариваться при помощи своих загадочных лесбиянских технологий. А несчастный Алёша будет сидя на полу грустить, повернувшись к ним спиной, и повествовать свои грустные истории рыбкам, которые от этих историй будут заболевать и помирать, одна за другой, снова и снова.

Мы быстро допили бутылку и поставили под ноги. Сбежали от контролёров, переместившись на остановке из одного вагона в предыдущий. Покурили в тамбуре, подскакивая в такт тектоническим, железнодорожным толчкам. Кира затушила сигарету зло и задорно, раздавя о ручку двери.

— Ну а что с Майей? Всё уладил?

— С Майей? — я поморщился. — Она позванивает мне время от времени. Я не беру.

— Как всегда… но может быть, она хочет сказать что-то важное? Может, она забеременела? Я же знаю твою манеру… — произнесла она с омерзением.

— Забеременела? — я вздрогнул, поперхнулся, подавился дымом. Закашлял. А может и правда, подсказал испуганный голосок. Да нет, нет, этого быть не может. Глупости. Просто одержимая баба названивает. Обычное дело…

За окном потянулись тощие еловые деревца. От деревьев веяло безнадёгой. «Следующая станция Новые Ржавки» — оповестил нас недружелюбный голос из репродуктора.

На платформе сразу было понятно, куда идти. Указатели-наклейки с размашистой красной надписью на белом фоне призывали следовать по просёлочной дороге, проходящей между заброшенными домиками и болезненным тощим лесом. «Наша перспектива» — была написано на указателях, ведущих в эту мрачную, как следует вытоптанную щель. Мы пошли быстро, не оглядываясь. Я зажёг на ходу сигарету, закурил, оставляя за спиной расщепляющиеся облачка дыма. Кира никогда не курила на ходу, она вообще не любила делать два и более дела одновременно — курить и идти, есть и разговаривать. Мне же, наоборот, жонглирование действиями доставляло радость — я мог бы ещё и пить, и ехать на велосипеде, только бы отвлечься от этих тоскливых видов и тоскливых же мыслей.

В двух местах просёлочная дорогая пересекла проезжую часть. Началась специально организованная парковка, большая, но пока совсем не заполненная — три или четыре хорошие машины с наклейками на заднем стекле стояли рядом, у дальнего угла. Из зарослей к нам выдвинулись две коренастые фигуры. Оба — в чёрной униформе с желтеющей на груди нашивкой — «охрана». Один был в чёрных мотоциклетных очках. Жевал жвачку и имел лысый продолговатый череп. От второго пахло освежителем воздуха. Тот, второй, потребовал документы. Мы выдали паспорта. Он сверился со своим списком и пропустил дальше. Потянулся высокий забор, увешанный плакатами вождей и их цитатами-лозунгами. Некоторые слова в цитате выделялись большими буквами, очевидно, чтобы расставить некоторые акценты, но расставлялись они в странном, я бы сказал, случайном порядке. Так, в одной из цитат выделялись слова: «МОЛОДЁЖЬ», «ПОТОМУ ЧТО» и «НЕ ХОТИМ».

У ворот нас поджидал румяный черноволосый парень в красной рубашке и хаки-штанах. Ещё издалека он приветствовал нас неким бодрым набором слов, сказанных поставленным, звонким голосом. Он продолжал исторгать бодрые и звонкие слова, пока провожал нас по дощатой выстеленной дороге. Доски мягко пружинили под ногами, оттого со стороны, наверное, казалось, что у тех, кто идёт по ней, плоскостопие. По обе стороны от дороги стояли палатки непривычной округлой формы. На них также имелись лозунги и портреты. Попадались редкие люди в таких же красных рубашках с планшетами в руках. Все как один, светлоликие юноши и девушки — с чудесно ясным взором и стремительным, осмысленным шагом. Наш юноша довёл нас до одной из палаток и, сообщив: «Ожидайте здесь», оставил ожидать. Мы присели на доски, перебрасываясь односложными фразами. Атмосфера была тягостная. Светило солнце и летали редкие, злые мухи. Кроны деревьев колыхались бесшумно, свободолюбивые — только на них не было надписей и портретов. «Ну и дыра» — заметил я вслух.

Через 15 минут, наконец, появилась ещё одна представительница бодрого юношества — худощавая девушка в очках без оправы. Она машинально поправила их и прошелестела знакомое: «Ожидайте». Отдёрнула занавеску и зашла внутрь. Я успел заметить сложенные друг на друга пластиковые урны, ящики, ворох свёрнутых плакатов. Что-то громко упало, что-то громко хлопнуло. Послышалось ещё несколько более тихих, неясного происхождения звуков. Потом девушка вышла к нам с пластиковой урной и маленьким блестящим ключом. «Это ключ от вашей гримёрки. Залог — двести рублей». «Гримёрка? Наша собственная гримёрка?» — мы обменялись с Кирой озадаченными взглядами. Я отдал смятые деньги.

— Пойдёмте за мной.