В те дни на Востоке

— Говорят, один генерал, обсуждая тактические занятия с офицерами, дал плохую оценку действиям их солдат. Офицеры обиделись. Тогда генерал им сказал: «На эту высоту я наступал двадцать пять раз и только раз получил хорошую оценку». А мы хотим, чтобы нас с первого раза оценили. Не зря Суворов говорил: «Больше пота на ученьях, меньше крови в бою».

— Это тоже верно. Дай только нам поблажку…

Глава восьмая

Померанцеву приснился сон. Будто в воскресный вечер он вернулся из командировки в свой полк. В наглаженных брюках пришел в клуб. Там, как всегда, людно. Веселов играет на баяне, все танцуют. Иван останавливается в сторонке и незаметно наблюдает за танцующими. Капитан Пильник медленно кружит свою супругу, словно топчется на одном месте. Сидоров напротив, как вихрь, носится по кругу со своей врачихой-женой. А это кто так плавно выписывает круги, слегка придерживая партнершу за талию? Арышев. С кем это он? С Евгенией. Только почему-то ее лицо необычно грустное, заплаканное. А черные волосы стали седыми, и зачесаны как-то небрежно. Оказывается, что не Женя, а его мать. Она приехала в полк, конечно же, к нему. Арышев что-то неприятное рассказывает ей, потому что часто закрывает глаза и качает головой. Иван догадывается: речь идет о нем.

Кончается танец. Около матери собираются офицеры: Быков, Воронков, Арышев и Смирнов с командиром полка. Воронков держит в руке какую-то книжку и говорит, обращаясь к матери:

— Вот полюбуйтесь, каким литературным шедевром порадовал нас ваш сын. — Он открыл книгу и зачитал несколько фраз.

— Раньше вы не замечали за ним таких талантов? — спрашивает Миронов.

Мать, прикрыв глаза платочком, захлебывается слезами. Потом в исступлении кричит:

— Я отрекаюсь от своего сына! Будь он проклят…

…В испуге Иван проснулся, вскочил с постели, включил свет. На столе лежит злосчастная книжка в тонком переплете с изображением восходящего солнца, недавно вышедшая из печати.

Дрожащей рукой Иван берет из пачки сигарету, закуривает, снова в испуге смотрит на книжку. Как он рассчитывал на нее! Деньги, слава. И вдруг этот неожиданный страх? В Харбине книжка не по душе пришлась некоторым русским эмигрантам. А в редакции газеты «Харбинское время», куда он часто заходил, его даже высмеял один старый журналист.

— Книжечка-то, милостивый государь, не ваша. Нехорошо присваивать чужой труд, если даже вы его перекроили по-своему.

Иван изрядно трухнул, услышав такое. Он боялся, что в газете появится разгромная рецензия. Но Родзаевский успокоил его: никто этого не посмеет сделать, потому что японская цензура не допустит.

«Но как они узнали, что это переделанная книга?»— думал Иван. Будучи уверенным, что никто ничего не узнает, он несколько месяцев корпел над переделкой повести Бориса Лавренева «Гравюра на дереве». В повести Лавренева рассказывалось о том, как участник революции комиссар Кудрин после окончания гражданской войны собирался работать преподавателем рисования на факультете живописи (к этому у него было призвание), но председатель губкома назначил его директором треста «Росстеклофарфор». Кудрин на время смирился со своим положением и несколько лет работал директором. Но затем у него созревает твердое решение уйти с высокого поста и отдаться искусству.

Есть в повести и другие сюжетные линии, но Померанцев отбросил их и продолжил дальнейший путь Кудрина. Он написал новую сценку в губкоме. Кудрин решительно заявляет о своем уходе. Но его не только не освобождают от занимаемой должности, но накладывают взыскание «за демагогию».

Теперь он работает без энтузиазма, начинает пить. От него уходит жена. Из волевого, морально чистого коммуниста Кудрин превращается в безвольного брюзгу. Он уже не спорит и не осуждает своего коммерческого директора Половцева, старого спеца, бывшего деятеля кадетской партии. Больше того, соглашается с ним, когда тот посмеивается над порядками новой власти. Карьера Кудрина оканчивается тем, что за моральное разложение и антисоветчину его снимают с работы, судят и отправляют в колонию. Разочарованный властью, Кудрин мечтает в душе о восстановлении прежнего строя в России с помощью могущественной державы. Отсюда и название книжки «Солнце светит с Востока».

Казалось, все было продумано, политически заострено (разумеется, с помощью Родзаевского). И вот вместо похвал и восхищений растущим талантом ходят какие-то нелепые толки. Ему посылают анонимные письма, в которых называют шарлатаном, плагиатором, спекулирующим на литературных переделках. А вчера, придя домой, он получил новое письмо. Его приглашали харбинские журналисты на суд чести. Померанцев хотел отделаться молчанием, но Родзаевский разубедил.

— Надо дать бой, Иван Иванович. Иначе тебе проходу не будет. Думаю, что мы выйдем победителями.

Конференц-зал редакции газеты «Харбинское время» был переполнен. Здесь собрались сотрудники газет, журналов, радио, чиновники военной миссии и «Бюро российских эмигрантов» — все, кого интересовало «дело Померанцева», автора книжки-переделки.