В те времена

Какая странная пора к нам нынче подступила!
Всё было будто бы вчера, а вот уж погляди:
Мы всё смущённее молчим о том, что с нами было,
И всё смиренней говорим о том, что впереди.
Протяжный августовский крик под сводами окраин,
Воспоминания вспугнув, врывается в гортань.
И понимаем мы теперь: нет грамоты охранней,
Чем тех сладчайших наших дней немая глухомань.
И нам не деться никуда от памяти бессонной:
Её скупые трубачи нас к бою призовут.
И нота нежности спешит за нотою басовой,
Как в ножны вкладывая нас в июльскую траву…
Мы стали тише говорить, любить — самозабвенней.
Но нет — года нас не сотрут, как пальцы — пятаки!..
...И сыпях, сыпят сентябри нам поздние прозренья
Из вещих клювов — впопыхах, как третьи петухи…

Колдунья

В белой вьюге, в белой зыби, в белой мгле
Над распятьями сопящих городов
Ты, безумная, летала на метле,
Зябко ежась от январских холодов.

Пах сочельник апельсином и треской,

Ветер вялил новогодние шары…
И, подвластны твоей силе колдовской,
Гибли души и кручинились миры.

Так ты узила глаза свои, ярясь,

Что любой, к кому сходила благодать,
Был готов за эту ведьминскую связь
Без оглядки душу дьяволу отдать.

На погостах веселилось воронье…

Ну, а я из предрассудков и рубах
Выбегал, чтобы почувствовать твое
Изумленное дыханье на губах.

Чтоб в твоем во всесжигающем огне

Сгинуть вовсе — неразумно и легко.
Чтобы ты поминки правила по мне,
Жгла как свечи темный воск материков!

Чтобы кожей, языком, ребром крутым

На чужой уже, на призрачной земле
Вспоминать, как на метле летала ты
В белой вьюге, в белой зыби, в белой мгле!

Гамаюн