В тени Альгамбры

— Когда началась гражданская война, Эрнесто был в Ондаре. В то время республиканцы в числе прочих арестовали там одного врача. Он не был членом фаланги, а только монархистом, зато какой это был высокомерный, ненавистный всей деревне тип! Он презирал народ и как врач был совершенное ничтожество: не один пациент, которого можно было спасти, умер у него во время лечения. Он значился в черном списке республиканцев и должен был стать к стенке вместе с несколькими фашистами. И вот его жена-аристократка прибежала к Эрнесто, которого знала как влиятельного человека, буквально бросилась ему в ноги и умоляла спасти ее мужа. Добродушный Эрнесто поддался ее просьбам, связался с ответственными товарищами и выхлопотал врачу освобождение. Потом Эрнесто воевал на разных фронтах, в последний раз — в Барселоне. Жену и свою старшую сестру он на время отослал во Францию, там и родилась Мария. После поражения он вернулся в Ондару. Он не совершил никакого преступления, а всем неуголовникам Франко принципиально обещал амнистию, и Эрнесто совершенно серьезно поверил, что с ним ничего не будет. И он действительно несколько дней жил спокойно, пока не встретил на улице врача. Тот не ответил на его приветствие и уставился на него, словно на привидение, со страхом и ненавистью — ведь разумеется, ни он, ни его супруга не забыли тот час унижения, когда жена валялась в ногах у этого плебея. Полчаса спустя Эрнесто был взят полицией в своей комнате и отправлен в концлагерь под Севильей. Когда сестра Эрнесто узнала во Франции об аресте брата, она вместе с его женой сразу же выехала в Испанию, надеясь с помощью влиятельных знакомых выручить его. Сестра рассказывала мне потом об этом путешествии. Первое ужасное впечатление женщины получили на испанской пограничной станции Ирун. На рассвете, пока формировали состав, несмотря на проливной дождь, они вышли из вокзала, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но не сделав и нескольких шагов, наткнулись на полицейский патруль, который грубо прогнал их обратно. Вслед за тем где-то совсем рядом раздались выстрелы — гулкий залп, за ним второй, третий. Сразу разнеслась весть, что это на площади, прямо за углом, расстреливают республиканцев. Людей, которые поверили в обещанную амнистию и рискнули вернуться из-за границы. От дел, которые творятся в Испании Франко, им стало не по себе. Потом прибытие в Мадрид — там была назначена встреча с матерью Эрнесто и его младшей сестрой, приехавшими из Ондары. Мать и дочь в глубоком трауре ждали их на перроне уже несколько часов. Слишком поздно! — разрыдались они.

Через какой-нибудь месяц после ареста Эрнесто без суда и следствия расстреляла специальная команда, из утра в утро исполнявшая свои обязанности. Его младшая сестра умоляла врача вмешаться, она знала, чем он был обязан Эрнесто. Но тот лишь с сожалением пожал плечами: «Что я могу поделать?» И вот теперь конец.

После такого несчастья, несчастья, постигшего десятки, а то и сотни тысяч испанских семей, мать Эрнесто прожила всего два месяца. А врач в следующем же году получил удар копытом по голове от брыкливого лошака и умер на месте. «Черт его забрал!» — шептались люди в Ондаре. Жена Эрнесто вместе с маленькой Марией вернулась в Ондару. Горевала она недолго. Молодая, красивая вдова, она, несомненно, могла бы найти себе приличного мужа. Но эта паршивка как нарочно вышла за старого франкистского солдафона, которого за заслуги назначили заместителем директора маслодельного завода. И в доме такого вот убийцы она вырастила дочь Эрнесто! Понимаешь ли, мы считаем эту бабенку предательницей, хоть и не можем показывать это слишком явно. И вот теперь вдобавок ко всему Мария связалась с типом из политического сыска! Меня просто мутит, когда я об этом думаю. А девушка, — я достаточно рассказывал ей об отце, — мучается от раздвоенности, ты сам видел, что она чуть не разревелась. Надеюсь, она еще одумается, если уже не слишком поздно.

Фотографировать запрещается…

Где-то на берегу реки, протекающей через один из провинциальных центров Андалузии, стоит старый, обветшалый дом. Крыша не сползла с него лишь потому, что ее поддерживают специальные подпорки. В деревянных стенах не хватает досок, оконные проемы, в которых нет ни единого стекла, кое-как завешаны мешковиной и газетными листами. И все же, сдается, в доме живет немало людей, судя по несметному множеству детишек, которые бегают по широкой площадке перед домом вместе с курами, овцами, ослами, собаками и одичавшими кошками. Две старые женщины развешивают перед фасадом белье, которое они «отстирали» внизу, в мутножелтых водах реки. Здесь же, на площадке, лежат кучи мусора и отбросов — они так тут и гниют.

В Испании много таких жалких лачуг, но этот образчик особенно нагляден потому, что он стоит на берегу реки рядом с незастроенным участком. Я хочу сфотографировать объект, как вдруг слышу за своей спиной шаги и оборачиваюсь. Передо мной и моим спутником стоит человек в полицейской форме.

— Вы иностранец? — спрашивает он.