В тени Альгамбры

Уже по пути в Гранаду, в гостиничке захолустного городка, где мы остановились переночевать, я получил представление о среднем уровне строительного искусства в Испании, Гостиница новая, только что открыта. Это место мало интересно для туристов, поэтому тут не приходится рассчитывать на гостей, приезжающих на сколько-нибудь длительный срок. Тут не приходится принимать притязательных путешественников, а лишь проезжающих испанцев и иностранцев, которым весьма желательно, чтобы все было подешевле. Против еды в маленькой столовой, чуть ли не единственной на весь городок, ничего не возразишь, если только вы цените здоровую испанскую кухню, где большую роль играет оливковое масло (многие иностранцы ее не любят). Что же касается остальных «удобств», то, принимая во внимание, что гостиница совсем недавно построена, тут не оправдание даже дешевизна.

Начать с того, что оконные стекла в рамах перекошены, сидят неплотно и вымазаны краской. Побеленные стены уже пошли трещинами, на потолке темнеют два подозрительных влажных пятна более чем полметра в диаметре. Когда Хосе повесил куртку на вделанный в стену крюк, куртка упала на пол вместе с крюком и куском совершенно трухлявой штукатурки. Два нехромированных крана над раковиной (смесители здесь еще неизвестны) подернуты зеленью и кое-как замазаны белой краской. Один из кранов чудовищно болтается в гнезде и, вероятно, никогда не работал. Пол в коридоре вымощен плитками двух цветов, и сами по себе плитки очень красивы, но уложены такими горбатыми рядами, такими зигзагами, что при виде их начинает кружиться голова и невольно спрашиваешь себя, уж не перебрал ли ты риохи. А когда заходишь в уборную (со смывом), делаешь удручающее открытие: дверь не закрывается ни мирным, ни насильственным способом, хотя замок и ключ на месте, чего нельзя сказать о туалетной бумаге; впрочем, ее отсутствию уже не удивляешься. И наконец, деталь, завершающая наше впечатление от этого шедевра строительного искусства, хотя вины строителя тут нет: только я присел на новый дешевый стул, стоящий у нас в номере, стул немедленно рассыпался подо мной.

Мы не делаем из всего этого трагедии, смеемся и с легким сердцем ложимся спать. Как-никак мы все-таки под крышей, и это хорошо: над городом прошла страшная гроза, после нее зарядил дождь, которому конца не видно.

Под утро, когда сон чуток, мне слышится какое-то продолжительное туканье. Похоже, оно раздается у нас в номере, но я еще не совсем проснулся и не придаю ему значения. Как вдруг Хосе с криком: «Что это такое, черт побери?» — вскакивает и зажигает свет. И вот сюрприз: туканье, наполовину разбудившее меня, обязано своим происхождением тяжелым каплям воды, которые одна за другой в убыстряющемся ритме падают на пол, точнее говоря, в лужу, уже натекшую перед изножьем моей кровати. А с того места потолка, где виднеется второе, теперь уже совершенно мокрое темное пятно, вода льется прямо на кровать Хосе, и он уже вымок до уровня груди. Если и дальше так пойдет, того и гляди, обрушится потолок. Мы как можно скорее (в самом рудиментарном объеме) делаем утренний туалет и убегаем с вещами вниз, в столовую, дожидаться утра.

— В Испании все так, — говорит Хосе, позевывая и пожимая плечами. — Застройщик ничего не смыслит в строительстве, он в жизни не видел ничего лучшего. Строительному подрядчику решительно наплевать, что он сдаст, раз ему так и так заплатят. Он нещадно экономит на стройматериалах и на зарплате, ну а рабочие, те, возможно, делают все, что могут, хотя многие, озлобясь, делают и того меньше, и их вполне можно понять. Вообще же рабочие мало что умеют, у них нет толковых наставников, у которых можно было бы поучиться.

Что и малое и большое строительство ведется примерно на одинаковом уровне, мы отчетливо увидели позже, в одном из обширных новых кварталов на окраине Севильи. От хаотического скопища одно- и двухэтажных домов на одну семью, соседствующего с центром города, домов, которые чуть побольше бараков в Вальекас и чуть получше построены, этот квартал отделен небольшой рекой. С перекинутого через нее каменного моста вам открывается поистине многознаменательный вид: жители валят в речку всякое барахло, не вместившееся в сумки мусорщиков. Здесь, на берегу, свалены в кучу старые поломанные стулья, большие жестяные банки, отслужившие свой срок башмаки и фетровые шляпы, разбитая посуда и дырявые ночные горшки, старые велосипедные шины. Все это бесхозное добро в большей своей части поросло водорослями. Под мостом оно вздымается горой и угрожающим образом перегораживает реку: чего доброго, после первых же сильных дождей вода захлестнет и смоет мост.