В тени баньяна

Был почти полдень, а мы во всей этой суматохе так и не успели позавтракать. Радана и близнецы уже сходили с ума от голода. Они колотили ложками по мискам, отчего в комнате стоял невыносимый шум. Тетя Индия с обычной живостью отложила часть каши в большую миску и, отведя всех троих к двери, стала по очереди кормить их с ложки. Птица, которая кормит своих птенцов, подумала я. Птенцы чирикали и кудахтали, с жадным удовольствием поглощая кашу.

Остальные сели на циновке в круг, как одна большая семья. К нашей неизменной сушеной рыбе, порции которой с каждым разом становились все меньше, жена господина Вирака добавила свинину в кисло-сладком соусе и банку маринованной репы. Все шутили, отмечая, каким пиршеством казался нам теперь этот скудный завтрак, какой вкусной была вся еда. Возможно, дело в свежем воздухе, предположил папа. Может, в конце концов, не так уж и плохо, что нас привезли сюда, согласился Большой Дядя.

– А что, если они правы? Жизнь в городе лишила нас здорового аппетита, притупила вкусовые ощущения!

При слове «город» все притихли, и вскоре мы уже слушали рассказ господина Вирака о Пномпене и о том, что им пришлось пережить.

К ним тоже пришли в Новый год и приказали покинуть город, но поскольку был вечер, они решили подождать. Наутро, открыв ворота, они увидели людской поток, бурный, как Меконг во время грозы. И снова решили затаиться и переждать – вдруг поток схлынет и тогда им не придется уезжать. Они заперли двери – как будто их нет дома – и спрятались в чулане под лестницей. Всякий раз, когда в ворота стучали, они замирали от страха, что солдаты услышат плач их двухмесячного малыша. Они не знали, что мир за это время погрузился во тьму. Когда солдат одним выстрелом снес замок и под дулом пистолета вывел их на улицу, они не узнали город. Кругом были разрушение и смерть: дома превратились в груды булыжников, всюду брошенные и сгоревшие машины, трупы людей и животных, гниющие на жаре, кошмарное, всепроникающее зловоние.

– Пномпеня больше нет, – размешивая кашу в миске, тихо произнес господин Вирак. – Мы уже никогда не вернемся туда. Это конец. – Каша начала застывать, а он все не мог приступить к еде, только водил ложкой по миске. Потом поднял глаза и, запинаясь, добавил: – Когда… когда они везли нас через город, один из солдат Революции – должно быть, командир – показал в сторону спортивного клуба «Серкль-Спортиф» и заявил, что они казнили премьер-министра и других политических деятелей. «Предатели, – бросил он. – Новому режиму не нужны такие люди». Так и сказал. Вам следует быть осторожными.

Папа и Большой Дядя переглянулись, но промолчали. Наступила гробовая тишина. Мама кивнула мне, и я вдруг поняла, что сижу с ложкой во рту. Я слушала господина Вирака, позабыв обо всем на свете, ловила каждое слово в надежде, что в его рассказе мелькнут знакомые черты родного города. Однако Пномпень, каким его описывал господин Вирак, изменился до неузнаваемости, превратился в «преисподнюю», где вместо того, чтобы поклоняться богам и теводам, их ловят и убивают, точно диких зверей.

– Всего за несколько недель они сделали то, что обещали: уничтожили старый мир, – продолжал господин Вирак. – И ясно, что такое творится по всей стране, не только в Пномпене. Кажется, население провинциальных городов тоже эвакуируют, и для них действуют еще более жесткие правила. Люди не выбирают, куда ехать: если их направляют на юг, едут на юг, даже если жили на севере. Сколько раз мы видели, как разлучают членов одной семьи. Они тщательно продумали эту эвакуацию, и она только начинается. Уверен, они будут перемещать нас по стране…

– Но зачем? – нетерпеливо перебила его Тата. – Какой в этом смысл?

– Они будут стараться любыми способами удержать власть, – ответил господин Вирак.

– Да, – кивнул Большой Дядя, как будто знал наверняка, – мы нужны им напуганными и беспомощными, поэтому они лишают нас чувства защищенности, которое так необходимо человеку. Они разлучают семьи и не дают образоваться новым связям. Тем паче мы должны держаться вместе.

Завтрак закончился. Воздух налился тяжестью, наполнился ощущением надвигающейся беды. Взрослые избегали смотреть друг на друга, замкнувшись каждый в своем молчании. Они убрали посуду, скатали циновку, подмели пол. Господин Вирак с женой ушли обустраивать свое новое жилище. Из-за дощатой двери доносились их приглушенные шаги.

Некоторым из тех, кого привезли сегодня, не хватило мест, и они со всеми пожитками направились к домикам монахов. Там они увидят то, что видели мы сегодня утром, и вернутся, отказавшись жить среди призраков.

Поднявшись с пола, папа негромко сказал что-то про прогулку и спросил, не хочет ли Большой Дядя к нему присоединиться. Тот с серьезным видом кивнул. Я поняла, что им нужно поговорить, и не стала навязываться. Они сказали маме и тете Индии, которые мыли посуду на улице, что скоро вернутся.

– Приведем мысли в порядок, – объяснил папа.

– Подумаем, что делать дальше, – добавил Большой Дядя.

Когда папа с дядей ушли, тетя Индия осторожно, без обычной певучести в голосе, спросила у мамы: