В тени баньяна

– Я хотел сказать «облака». – Старик расплылся в улыбке. – Но «лед» куда лучше. – Нахмурившись, он добавил с явным интересом: – Я ведь никогда его не видел. Не видел льда. Знаю о нем только по рассказам, а какая она, эта «твердая вода», – не представляю. Ее, должно быть, делают машины?

Я кивнула, вспомнив небольшой холодильник у нас дома, в котором мы хранили привезенные из-за границы сыры и паштеты. Наверху у него была небольшая морозилка с металлическими лотками для льда.

Изумленный Пок покачал головой:

– Неудивительно, что солдаты Революции боятся машин. Подумать только, воду делать твердой!

Я молчала, не прерывая его рассуждений.

Пок стал снимать кожаный ремень, за который он заткнул нож и несколько бамбуковых зажимов – такие используют, чтобы давить сок из соцветий пальмы.

– Я не очень-то понимаю, что творится вокруг, – сказал он, избегая моего внимательного взгляда. – На радость или на беду вы оказались здесь, в нашем доме, – у нас ведь ничего нет для вас.

Меня вдруг осенило: Пок пытается говорить со мной как отец. Он, должно быть, догадался о нашей потере: молодая мать с двумя маленькими детьми, а о муже и отце – ни слова. Почувствовал, как далеко от дома нас занесло. Где-то остался наш мир, мир, который он, живущий на свете сотни лун и столько повидавший на своем веку, даже не может вообразить, – мир «твердой воды». Мне хотелось рассказать Поку об этом мире, о своей жизни в нем. Но у меня вдруг перехватило дыхание, и, открыв рот, я только судорожно глотнула воздух.

Пок, застыв на месте, разглядывал меня, словно птицу, которую он боится спугнуть.

– Давай-ка выпьем пальмового сока, – произнес он наконец.

Я пошла за ним к молодой, крепкой пальме, что росла в нескольких футах от «влюбленных». Пок отрезал часть листа, ободрал зелень, а из черенка быстрыми и ловкими, как у фокусника, движениями сделал два рожка. Затем налил в них сок из фляжки и протянул один рожок мне.

Мы пошли на край рисового поля, поднялись на насыпь и стояли, молча попивая пальмовый сок. Молчать оказалось легче, чем говорить, и я подумала: может, не нужно ничего объяснять? Может, достаточно просто ощущать, что я не одна? И пусть я не знала Пока до вчерашнего дня, все это время он, шел вместе со мной – просто с другой стороны.

Я не очень-то понимаю, что происходит… Если бы только я могла выразить словами то, что чувствовало мое сердце. Я бы сказала Поку, что счастье и горе часто ходят одной дорогой, а иногда, на радость или на беду, они встречаются и идут вместе. Не найдя слов, я сказала только:

– Может, мы пок тхор коун тхор.

Слово тхор происходит от санскритского дхарма, но я понимала его как неожиданную любовь к чужому человеку – так любят друг друга дети и родители, не связанные кровными узами. «Они не наши дети», – предостерег Пок жену, чтобы она не слишком привязывалась к нам. Глядя на него теперь, я знала: мы попали к хорошим людям. А еще я знала, что Пок будет заботиться о нас так, как заботился папа, как это делают все родители, понимающие, что дети растут быстро и нужно успеть дать им как можно больше. Он сделает для нас все, что в его силах. Научит жить как неак срае – «люди рисовых полей»: не только сажать рис, но и самим быть как рисовые побеги – прочно уходить корнями во землю и в то же время улавливать дуновения ветра.

– Может, нам суждено было встретиться, – сказала я.

Папа виделся мне во всем и во всех. Мы все отголоски друг друга, Рами.

Пок посмотрел на меня. Похоже, прежняя молчаливость вернулась к нему. Внезапно его лицо озарила улыбка – так солнце, появившись утром на небосклоне, озаряет все вокруг радостным светом.

Глава 17

И я начала учиться. Пок стал моим проводником и защитником в новом мире. Этот добродушный старик называл себя неак прей – «человек леса», – потому что он никогда не видел холодильника и не знал вкуса льда. Зато он спокойно и терпеливо, с той самой любовью тхор помогал нам пережить тяготы перевоплощения из городских жителей в крестьян.

В первое же утро, после того как мы с ним выпили по второму рожку пальмового сока, Пок обратил мое внимание на флюгер на крыше хижины и объяснил, что жизнь в этих краях подчинена переменчивому дыханию муссона: когда он дует с юго-запада, то приносит с собой дожди и изобилие риса, а когда с северо-востока – засуху и неурожай. Старик подробно описал мне расположение Стынгкхае и соседних деревень, рисуя пальцем на ладони изогнутую линию, которая шла сверху вниз – с севера на юг. Всего двенадцать деревень. Стынгкхае – четвертая, если двигаться с севера на юг, – расположена в излучине небольшой реки с таким же названием. Пок показал в ту сторону, где текла река. Отделяя нашу деревню от соседней, она несет свои воды далеко на север, где впадает в Прэктёнг, большой приток Меконга.

При упоминании Меконга мое сердце затрепетало, мысли начали путаться, и я спросила Пока, можем ли мы пойти туда.